Книга Белое солнце дознавателей. Книга 2, страница 57 – Тайга Ри

— За это больше платят? — он пожал плечами.

— И это тоже, — согласно кивнул Кастус. — А больше платят, потому что всё по-настоящему. Об этом была отдельная строчка в буклете, — он прервался и сделал глоток мирийского. — Риса и зрелищ — это то, чего жаждет публика. Пресыщенных Высших можно удивить только одним — чем-то настоящим, Луций. Если оступится — упадет, если потеряет равновесие — упадет, если отвлечется — упадет, если перестанет видеть впереди цель — упадет, и — разобьется. Насмерть.

— Большая часть Циркуса хотели бы, чтобы акробатка упала, — пробормотал старик.

— Они заплатили, за то, чтобы она — упала, Луций, — поправил Кастус, и сделал ещё один глоток из бокала. — А она — прошла. Знаешь, какие чувства это вызывает? Негодование. Разочарование. Неудовлетворенность. Они хотели крови — и они заплатили за это. Но не получили — ничего.

Ещё один глоток вина.

— Иногда людям нужно давать то, что они хотят. Создавая иллюзию «шага-над-пропастью». Управлять вниманием публики — это искусство. Держать баланс, изредка кидая крохи, чтобы почувствовали удовлетворение от чужой… слабости, — Кастус смял пальцами свиток, скомкал, и, бросил в камин.

Луций заворожено смотрел, как пламя пожирает пергамент, превращая чужие слова в пепел.

— Пожертвовать малым, чтобы получить большее.

— У нее нет чутья, Луций. Нет чутья, — произнес он нараспев. — Она просто видит цель и идет к ней, видит единственная — через иллюзии, — Кастус пододвинул к себе тушницу, и придирчиво изучил кончик кисти на свету — достаточно ли тонок.

— Это Вайю идет по канату? — переспросил старик.

— Я старею?

Луций поперхнулся воздухом от внезапного вопроса и не нашелся с ответом.

— Старею. Все чаще мне кажется, я вижу только её спину. Она совершает очередной безумный на первый взгляд, поступок, но каждый шаг в итоге каким-то невообразимым образом оказывается верным. Хотя как это возможно, скажи, Великий? Она упорно идет вперед, но… я не могу даже окликнуть. Потеряет равновесие и упадет.

— Эмм… можно заранее выплести плетения страховки снизу, если будет падать…

— Страховки — нет. У нас — больше нет страховки.

— Но… если девочка знает, куда идёт, — Луций облизнул губы, — немного доверия …

— Доверие, — Кастус прижал свиток держателями и поманил пальцами пару светляков — поближе. — Юстиний тоже так любил это слово. Сейчас к нам приковано слишком пристальное внимание, как в Циркусе. Все жадно, затаив дыхание, ждут момента. И когда-нибудь она оступится и упадет — падают все, рано или поздно… А, — тень от рукавов ханьфу вспорхнула по стене крыльями большой птицы, когда кисть сделала круг в воздухе, нежно коснувшись бумаги, — если она упадет… то следом за ней рухнет и весь Клан Блау.

Влажные черные стремительные и резкие штрихи появлялись на свитке один за другим. Кончик кисти взлетал, опускался, падал, замирал, чуть подрагивая там, где нужно было вести партию тверже и увереннее.

Старик залюбовался, как и всегда. Почти слыша музыку. Как будто сир не писал, а дирижировал, вел сложную партию, управляя оркестром менестрелей.

— Если мы упадем… публика будет рукоплескать, Луций. Публика будет рукоплескать.

***

Южный предел, Хали-бад

Верхняя трибуна турнирной Арены

Тир — улыбался.

Разбитая губа, царапина на щеке, наспех залеченная плетениями, рука на перевязи, отбитая спина, песок в волосах и грязная форма — ничто не могло испортить ему настроение.

Тир — сиял. Глаза блестели азартом и удовольствием.

— Дисквалифицирован, — уныло процедил «цыпленок», вернувшийся в ложу. — Не помогло, — потряс он свитком, — ни один из пунктов не признан подходящим для данной ситуации…

— Оба? — поинтересовалась Фейу очень спокойно — целитель выделил ей целый фиал успокоительного по ее просьбе.

— Дисквалифицированы оба, решение судей единогласно. Отстранение от дальнейшего участия в Турнире…

— Но, выписки помогли? Команда не пострадала, — весело констатировал Кантор.

— Нет, сир… Но результаты вашего поединка признаны… недействительными, несмотря на то, что вы покинули круг… слишком много нарушений, и ваши артефакты, — Костас кивнул на карман Тира, из которого небрежно торчали наспех засунутые туда «змейки», — просят на повторную проверку. За белую мантию будут бороться следующие участники по турнирной таблице.

«Цыпленок» промокнул вспотевший лоб и обернулся ко мне.

— Леди Блау, я очень прошу… надеюсь, что хотя бы ваше выступление обойдется без всяких эксцессов…

Кантор посмотрел на вассала, потом на меня, на колчан, который я так и баюкала на коленях, и… заразительно захохотал.

— Зря отказался, тебе тоже не помешало бы успокоительное, Тир, — Марша недовольно посмотрела в его сторону. — Или ты заразился сумасшествием от Блау?

— Не переживай Костас, — я потянулась и легонько похлопала нашего нового Ведущего по плечу. — Я постараюсь…

Тир заржал ещё раз, так, что кажется даже слезы выступили на глазах.

— Тир!

— … постараюсь, — повторила я с нажимом. — Минимизировать последствия…

— Последствия чего? — встрепенулся «цыпленок».

Запели горны и барабанная дробь, усиленная чарами грянула на Арене — участники следующей дисциплины приглашались на поле.

— Леди Блау!

— Всего, Костас, всего, — я встала, выдохнула, и, стукнувшись предплечьями с Тиром по-военному обычаю…

— И да поможет тебе Великий, Блау…

…пошла на Арену.

— Я не понял, сир?! Какие последствия имеет в виду леди Блау? Сир?!!!

***

— Тянет влево, — шепнул мне невзначай стоящий рядом ученик в сиреневой форме. Темно-сиреневой, сказала бы Марша. Цвета «предгрозового неба» — нижние перистые облака, — уточнила бы Фей-Фей.

Кажется, эта псакова ткань называлась именно так — темная, с отчетливым сиреневым отливом.

Вериди — а в команде Восточников было сразу двое из сопредельного рода — помялся, переступив с ноги на ногу, и все же придвинулся ближе, высокомерно покосившись на хмурого южанина, который пустынным коршуном следил за нами издалека.

— Тянет сильно, берите правее, сира, только нужно учесть поправки на дальность и вес стрел, — всё-таки выговорил он.

Мальчишка был не высок — губами я могла бы коснуться кончика его носа, даже не вставая на цыпочки; щупл, даже в чем-то субтилен; красив до женоподобности и даже более.

Ладно.

Мальчишка Вериди был явно красивее меня, и половины присутствующих на трибунах дам, поэтому, когда в воздухе вспыхивала крупным планом проекция «номера пять» — ему выпало стрелял по жеребьевке пятым, сразу после меня — публика замирала вовсе не от его выдающихся способностей лучника.