Книга Засланцы, страница 62 – Лион Измайлов

– Вы думаете, если вы артист, значит, вам всё можно?

– Нет, я так не думал.

– Я так и знала, что вы такой.

– Да я не такой, – пытался оправдаться Синичкин.

– Это у вас там с артистками такая привычка: чуть что, сразу целоваться.

– Да я ни с одной артисткой в жизни не целовался. Только один раз с циркачкой, но она же не артистка была, а наездница. Она на лошадях ездила.

– Да как вам не стыдно! – возмущалась Надя. – Что вы несёте, только послушайте. – И дальше Надя говорила уже учительским голосом и как по писаному: – Взрослый человек, а такие глупости говорите! Да как вы могли так поступить!

– Но я люблю вас, – внезапно сказал Синичкин. В эту минуту он искренне верил в свои слова.

– Как же вам не стыдно говорить такое! Вам, наверное, кажется, что любить можно сразу двух. Вы ведь женатый человек!

– Я не женат! – закричал Синичкин.

– Как не женат?! Да вся страна знает, что вы женаты, а вы из меня дурочку делаете.

– Но я развёлся, клянусь вам, я развёлся.

– И всё равно, не имеете права, не имеете, – повторила Надя. Сама не совсем понимая, на что Синичкин не имеет права, она повернулась и убежала.

И Синичкин остался в недоумении. На что он не имеет права? Непонятно. Не имеет права разводиться или любить Надю?

Синичкин вернулся в свою комнату. Томился, ждал Семёнова. Хотелось поговорить, поделиться. Из-за окна слышались какие-то шорохи, приглушённые голоса. Мерно накатывали волны. Смешок раздался из аллеи. Всё это ещё больше возбуждало Синичкина. Он не мог спать и ждал Семёнова как брата, как лучшего друга. И тот наконец явился, перемазанный помадой, и тут же сказал:

– Не мужское это дело – о женщинах рассказывать, так что извини и даже не спрашивай. Ни слова, друг, ни слова.

– Да я и не спрашиваю, – сказал Синичкин, – просто хотел с тобой посоветоваться.

– Только не рассказывай, потому что не мужское, брат, это дело – о женщинах говорить.

Но Синичкин уже говорил:

– Ты пойми, она убежала, я её, наверное, обидел. Но что делать, ты скажи? Ну что я, действительно понравиться не могу?

– Вот о тебе я говорить согласен, а о женщинах не мужское дело говорить. Ну так и быть, я тебе скажу. Таисия – женщина класс. Ну я тебе скажу, женщина так женщина. Только о женщинах ни слова. А тебе я так скажу: любишь – женись. А я человек женатый. У меня знаешь жена какая? Она ежели чего – то всё. Конец. Крышка. Ну Таисия, – и Семёнов даже глаз прищурил, – а до моей всё равно далеко. Но я тебе так скажу: каждая женщина – это загадка. Вот чего ты в ней нашёл – неизвестно. А она в тебе – непонятно. Две загадки в одно время. Но о женщинах ни слова. А Надюха, я тебе так скажу, она человек. Мне и Таисия сказала: Надьку в обиду не дам. Ты там не того? – подозрительно спросил Семёнов.

– Не того, – пробурчал Синичкин.

– Во-во, а то знаешь, у вас, артистов, сегодня одна, завтра другая.

– Где уж нам, – сказал Синичкин.

И в то же время Таисия и Надя в своей комнате обсуждали свои отношения.

– Ну как твой? – спрашивала Таисия и, как только Надя собиралась ответить, продолжала: – Мой сурьезный мужчина, честный. Сразу говорит: я женат, и точка. Видала? Мог бы ведь баки позабивать. Они же на юге все неженатые. А этот нет. Говорит: люблю жену, и точка. Ну твой-то, твой-то что? – Не успевала Надя открыть рот, как Таисия продолжала: – Обхождение у него натуральное. Ну я тебе скажу, сурьёзный мужик. Хочешь, говорит, к тебе в командировку потом приеду. Фотокарточку жены показал – ничего женщина, тоже сурьёзная. И говорит: люблю её, и всё. Вот что значит честный человек. Не то что некоторые: навешают лапшу на уши, а ты реви потом. Твой-то ничего? Ты смотри, Надюха, они же до того хитрые. И где ж у них справедливость спрятана, никто не знает. Но что ни говори, а я мужиков уважаю.

На том разговор и закончился. И, уже погасив свет, Надя сказала:

– А глаза у него серые, как Чёрное море.

На следующий день в столовой Надя даже не поздоровалась с Синичкиным. И даже не взглянула в его сторону. Напротив, Таисия бросала на Семёнова яростные взгляды. Для Синичкина день тянулся занудно. Семёнов всё убегал к Таисии, о чём-то с ней говорил с серьёзной миной или шутил и бросал Наде:

– Ну, Надюха, ты даёшь: присушила парня, просто нет сил.

На пляже Синичкин попытался было поймать Надин взгляд, но она тут же отвернулась, и после обеда Синичкин улёгся спать и не хотел вставать до самого ужина. И суетящийся Семёнов со своими бодрыми возгласами: «Не горюй, паря, всё будет по первому классу!» – действовал на нервы.

Однако перед ужином Семёнов уже обеспокоился и говорил серьёзно:

– Ты что, Леонид, занемог, что ли?

– Да, слегка, – отвечал Синичкин.

– Ну, встряхнись, выступать-то надо, – беспокоился Семёнов.

– Надо, – соглашался Синичкин.

Он думал, что Надя и на вечер не придёт. Но Надя на встречу с популярным артистом пришла.

Вообще настроение у всех было приподнятое. Перед входом толпились дети, которых не пускали в зал, но потом, конечно, всех впустили.

Синичкина трясло: он никогда в жизни не выступал перед таким залом и в такой роли. То есть он выступал в своём деле, в конкурсах, но там, несмотря на волнение, был уверен в себе. А здесь просто пытка. Хорошо ещё, Семёнов сопровождал Синичкина на эту общественную экзекуцию.

– Крепись, Леонид, – поминутно говорил он. И в сторону окружающим: – Вот это артист! Сколько лет на сцене, а перед выходом волнуется. Не боись, Лёня, все сбудется.

Вечер был организован традиционно. Вышел культурник, объявил, с кем сегодня встречаются зрители. То есть объявил всё, что только можно: и лауреат премии, и народный артист, и заслуженный деятель – полный набор. Зрители, естественно, бурно аплодировали. Затем пошли ролики, то есть фрагменты из фильмов, а потом на сцену под гром аплодисментов вышел сам «Куравлёв». Выход «Куравлёва» культурник сопровождал криками в микрофон:

– Нет, это не море вышло из берегов! Не снежная лавина в горах! Это отдыхающие дома отдыха «Спартак» встречают своего любимца – Леонида Куравлёва!

«Любимец» очень смущался, и публике это нравилось. Нравилось, что он, вот такой знаменитый и в то же время простой, не задаётся и говорит, как все, – маловразумительно.

Синичкин же перед вечером вспомнил подобные встречи с киноартистами, вспомнил, что в таких случаях говорили любимцы публики, и поэтому сказал:

– Нам, артистам, всегда волнительно встречаться с вами, зрителями, поэтому, может быть, вы будете задавать мне вопросы, а я буду отвечать.

И сразу ему стали задавать вопросы:

– Как вы стали артистом?