Книга Мухи творчества, страница 27 – Елена Логунова

– Скромно, но со вкусом! – прокомментировала Лизка, продолжая играть отзывчивую публику.

Кабинет у Епифанова был небольшой и весьма просто меблированный, зато богато декорированный живыми растениями. Цветочные горшки толпились на подоконнике и торчали из развешанных по стенам кашпо. Три из четырех углов помещения были заняты фикусом, монстерой и зловещего вида гигантским кактусом «Тещин стул», а в четвертом помещался предмет нашего нынешнего интереса – не сейф, как назвала его Лизка, а металлический шкаф, размером и очертаниями похожий на небольшой холодильник.

Я мельком подумала, что не удивлюсь, если окажется, что Виктор Игнатьевич держит в нем продукты, но ошиблась:

– А тут, извольте полюбоваться, у нас уже имеется особо ценное содержимое! – радостно уведомил завклубом и нас, и народ в коридоре: семь человек в скромной обители Епифанова не поместились, Митяй с дядей Петей остались за порогом и заглядывали в кабинет через открытую дверь.

Виктор Игнатьевич сноровисто открыл несгораемый шкаф извлеченным из кармана ключом и вытянул со средней полки клетчатую деревянную коробку.

– Ваш супруг, Алиса Юрьевна, оставил на временное хранение!

– Что, шахматы? – простодушно удивилась Любаня.

– Из-под руки такого знатного мастера, как наш Андрей Петрович, я уверен, и простые шахматы вышли бы музейного качества, – сказал Епифанов, – но это кое-что другое, куда более интересное. Да, Алиса Юрьевна?

– Заготовки для новой работы, – кивнула я, потому что эта клетчатая коробка была мне знакома.

Я видела ее в городской мастерской Андрея, но не знала, что он уже привез ее в деревню и на время отъезда отдал на сохранение Епифанову.

В коробке, разделенные перегородками из плотного картона, лежали куски янтаря и коралла, крупные шарики бирюзы и пластинки перламутра – будущие глаза, губы и украшения деревянных истуканов.

Епифанов поднял крышку коробки, показывая мне, что все на месте, и жадная Любаня ахнула:

– Ух ты! А сколько это стоит?

– Ну, сами по себе янтарь, коралл и бирюза не очень дорогие, – сказала я, чтобы не дать родиться слуху, будто у нас с мужем полные сундуки сокровищ, – они имеют ценность главным образом как часть художественного произведения, над которым как раз работает мой супруг…

– Это для истуканов? – сообразила Лизка. – Хм, а почему Андрей свои заготовки в клубе хранит, а не дома?

Я ответила ей выразительным взглядом и тоскливым вздохом.

– А тебе непонятно? – вмешался протиснувшийся к нам Митяй. Он хозяйственно закрыл коробку и отодвинул ее подальше от алчно облизывающейся Любани. – Потому что у Ляськи не дом, а проходной двор, оттуда что угодно стащить можно и, кстати, последние события показывают…

Я громко и значительно кашлянула. Митяй спохватился и умолк.

– Вернемся к нашему делу! – своевременно поменяла тему Лизка. – Виктор Игнатьевич, в вашем прекрасном шкафчике еще найдется местечко для кусочка речного монстра?

Место для монстра нашлось.

Мы проследили, как Епифанов поместил контейнер с фрагментом медиаспрута на верхнюю полку, запер шкаф и спрятал в карман пиджака ключ.

Лизка по собственной инициативе запечатлела каждый этап этого процесса фотокамерой смартфона, коротко и важно объяснив свои действия:

– Это для истории и вообще, чтобы документальный след остался, – тут Любаня и наш участковый одинаково одобрительно покивали.

– Встретимся здесь завтра в десять ноль-ноль, всем удобно будет? – предложил Епифанов.

Возражений не последовало, и мы покинули кабинет, дверь которого закрылась за нами с легким щелчком.

– Простой английский замок с собачкой, – на ухо мне прокомментировала Лизка.

Мы с ней шли в колонне по два замыкающими – надо было посекретничать.

– Так в чем твой план, я не поняла? – в фойе, куда мы все вернулись, я приперла подружку к простенку между окнами.

В центре зала уже задорно плясали наши деревенские. Бумбоксу юных слова так и не дали, вместо него вовсю голосил чей-то винтажный кассетный магнитофон: «А я иду такая вся в «Дольче Габбана»! – шумно страдала Верка Сердючка. Бабы, разодетые от-кутюр по-деревенски, в полном соответствии с текстом песни выхаживали такие все по скрипучему паркету, образуя некое подобие кадрили.

– Какой у меня план? – повторила мой вопрос подружка, удерживая цепким взглядом влившегося в ряды танцующих Епифанова. – Дождемся медляка – увидишь!

Долгожданный медляк стартовал под проникновенное «Ах, какая женщина, кака-ая женщина! Мне б такую…».

– Самое то! – Лизка одернула на себе модный кожаный сарафан и первой из ах-каких женщин атаковала беднягу Епифанова.

Любаня, которую она опередила на финишной прямой, досадливо плюнула.

Я ухмыльнулась.

Что бы там ни думала о себе дочь дяди Пети, с моей любимой подругой ей не тягаться. Лизка, если ей того захочется, кого угодно охмурит и очарует, причем без разницы – мужика, женщину, ребенка, домашнее животное или чудище лесное! Природный шарм плюс огромный опыт продажника – это победоносное сочетание.

Епифанов, атакованный Лизкой, сдался без малейшего сопротивления и замер, обнимая стройные бока в эротичной экокоже, как бандерлог, загипнотизированный удавом Каа. Практически столбиком стоял, только слабо покачивался вправо-влево, переминаясь с ноги на ногу.

Лизка же вовсе не каменела, наоборот, волнующе двигалась в пределах застывших рук кавалера, плавно переступая нижними конечностями и смело действуя верхними. Одну руку она на манер тугого хомута закинула на покрасневшую шею зажмурившегося Епифанова, а второй свободно скользила по твидовому боку Виктора Игнатьевича, в какой-то момент непринужденно занырнув в его левый пиджачный карман.

– Ага, – сказала я самой себе, потому как не забыла, что именно в этот карман завклубом положил ключ от своего сейфового шкафа.

Загадочный Лизкин план начинал проясняться.

Медленный танец закончился, Каа милосердно отпустил бандерлога. Победно улыбающаяся Лизка вернулась ко мне, и я сказала – без укора, просто с интересом:

– Ты сперла у Игнатьича ключ. А если он заметит?

– Не заметит. Бабы ему с танцпола уйти не дадут, захороводят, а он от женского внимания цепенеет, считай, до конца плясок бедняга практически в анабиозе, – Лизка вытянула из сумочки смартфон, поглядела на часы. – Но в двадцать ноль-ноль назначено подведение итогов пряничного конкурса, и к этому моменту мы должны быть готовы…

– К чему?

– Давай за мной!

В хвосте очередной группы товарищей, направляющихся кто курить, кто отправлять естественные надобности, мы выскользнули из фойе и технично потерялись в библиотеке.

Оставшееся до двадцати ноль-ноль время тихо, как мышки, сидели в тупиковом закутке за стеллажами с пожелтевшими и пыльными газетными подшивками.