Книга Бестиарий, страница 105 – Эль Бруно

Саша осознавала, что делает. Она выложила все свои предположения, ничего не утаив и внимательно наблюдая за Кристианом. Поймет ли он?

– Ты рассказала мне всё это, чтобы показать свою честность, – разгадал Фишер. Его взгляд девушке очень не нравился, ей стало неуютно, и тошнотворная тревога в преддверии предательства стиснула ее шею.

– Бессмысленный ход, потому что я не верю в нее, – добавил Кристиан. – Если из-за тебя кто-то узнает о произошедшем, выгораживать тебя не стану. Скорее всего, тебя убьют. Я – в беспроигрышном положении, так как слишком нужен, а вот ты – нет. Еще есть вопросы?

– Почему именно Фишер? – приподняв бровь, спросила Саша, сделав вид, что пропустила мимо ушей сказанное боссом.

– «Фишер» подходит к имени, фамилия достаточно нейтральна и создает впечатление, что я не отсюда. Не люблю светить фамилией своего отца.

– Нет. Ты выбрал эту фамилию еще и по другой причине, более глубокой и символической, но наплевать, можешь не отвечать. Твоему отцу известно обо мне?

Слишком проницательна.

Как бы ей намекнуть, чтобы она при этом не была дурой?

– Да. И он в курсе, что ты – никакая не сестра. Скорее всего, копался в твоем прошлом, но я подсунул ему ложную информацию.

– Зачем?

– Скажем, между мной и родителями не слишком трепетные отношения. Иногда мне нравится портить им жизнь. В частности, мать уверена, что для этого я и послан.

Саша расспросы прекратила и снова подчеркнуто замолчала. «Всё – не так просто, он где-то лжет или не договаривает. Я уверена лишь в том, что нахожусь в безопасности, пока нужна ему, но его пытливый ум способен найти замену и незаменимой…».

Кристиан сказал не к месту и уже тише, будто продолжая алгоритм параллельно скользящего мышления у себя в голове:

– Жаль, я не пристрелил ее раньше, чем она посмела прикоснуться к твоему лицу.

Три багровые полосы диагоналями перечеркивали левую половину лица Саши от виска до середины щеки. Улыбаться, есть, разговаривать и даже спать на этой стороне Саше пока было больно.

– Ты осознаёшь, как прозвучала твоя реплика? – спросила она, словно желая насмешливо поинтересоваться, в своем ли он уме. Кристиан, не услышав, продолжил столь же тихо и рассеянно:

– Из-за этой психованной тебя нельзя использовать для раскалывания некоторых людей, шрам будет отвлекать. Косметически скрыть его сложно. Что смешного я сказал? – сердито вспыхнул он, обрывая свои размышления.

– Ты очарователен, – облачив слова в тонкую иронию, пояснила она.

– Обойдись без фривольных обращений в мою сторону, – напомнил он скороговоркой, решив не тратить время на отгадку причины веселости своей помощницы.

«Поздновато спохватился», – подумала она и промолчала, ограничившись невеселой, таинственной улыбкой, озарившей ее тусклые, серьезные глаза.

* * *

Ненависть к самой жизни плесенью прорастает в человеке, когда его любовь к миру остается жестоко безответной.

Ненависть побеждает, когда воин опускает меч.

Человек замешан в войне, о которой не имеет понятия в силу специфики ловушки социума и собственного невежественного рассудка. Книги намекают ему, образование и поддержка людей могут направить. А если всего этого нет? Или кто-то толкает его на падение? Зло веет сквозь черные щели изуродованного мира, скалится в торжестве собственного существования, выскакивает чертом из табакерки – вот я! Попробуй так драться из года в год. Попробуй драться, когда ты – ребенок, но уже способный по-взрослому думать.

Я изучал фотографию шестнадцатилетней девушки с короткими, светлыми волосами. Она носила футболку христианской рок-группы и использовала черный лак для ногтей. Умница увлекалась редкой английской поэзией и выделялась из толпы, не будучи изгоем.

Но она не испытывала к жизни неприязни.

Если учесть строчку стихотворения, которую расшифровала мне моя ассистентка, тот, кто кинул ее на место преступления, во-первых, понимал поэзию. Во-вторых, он желал не смерти Алине, а бессмертия.

Нестыковка.

– Не стыкуется, – резюмировала Саша, подытоживая собственные размышления.

Спустя час по прилету во Владивосток, она сидела в номере босса, привычно по-кошачьи уместившись на стуле и запустив тонкие пальцы в растрепанные волосы, падающие на лицо неаккуратными прядями, и усиленно размышляла, пока Фишер лежал с закрытыми глазами, раскинувшись на кровати и изображая саму неподвижность.

– Не стыкуется, – девушка сказала это еще более утвердительно и недовольно, переводя требовательный взор на Кристиана. – Если убийца оставил строчку, как подставную предсмертную записку, значит, он… сочувствовал ей. Или не желал зла.

Вот и до нее тоже дошло.

– Смерть, как утешение? Как избавление? – бормотала Саша, кусая губу.

Детектив неожиданно сел, сконцентрировав внимание на Саше:

– Думай в этом направлении. Желательно, вслух.

Она медленно покачала головой со стеклянноуглубленным в мысли взором.

– Так нельзя. Интуитивные догадки, предчувствия.

– Не ломайся.

Саша терпеливо напомнила себе, что он – не со зла, а просто очень хочет поймать убийцу девочки. «К тому же, он восхитительно сильно действовал в самолете». Она начала последовательно овеществлять смутные, неловкие предчувствия с озарениями в систему слов:

– Во-первых, он тоже любит Дикинсон – это известная английская затворница, поистине уникальная личность. Это – неспроста. Ее творчество и теперь спорно. Поклонники ее, как правило, несколько специфические люди. Полагаю, интерес к поэтессе у Алины возник от убийцы. Во-вторых, он считает, что, лишая жизни, делает добро, освобождает. Только я не понимаю… – она неожиданно в жесте самозащиты закрыла лицо руками, а потом опустила их, и растерянно посмотрела по сторонам. – Видишь ли, мне сложно представить, что он убил ее. Особенно – чужими руками.

– Но так и есть, иначе ему нет нужды в подставной предсмертной записке. Твои выводы и впрямь кажутся оторванными от вещественных подтверждений.

– Мысленно ставлю себя на место убийцы, чувствую его, ничего больше.

– Уилл Грэм – это детектив со способностью к эмпатии, – в голосе звучало легкое разочарование. – В любом случае, возьму твои размышления, если их можно так назвать, на вооружение при осмотре места преступления. Но в одном Дима оказался прав – они умственно ущербные, если сочли это самоубийством.

На едкое напоминание Саши, что первое время он также считал случай суицидом, Крис ответил:

– Я ошибался не более трех минут, а они застрянут во лжи на всю жизнь.

* * *