Книга Холмы Рима, страница 13 – Андрей Стоев

И вот через три дня я устроился в одной из только что сооружённых беседок и слился со святилищем. Это оказалось гораздо легче, чем в первый раз — святилище охотно откликнулось, головокружение ушло через пару секунд, и я вновь ощутил всё поместье целиком. Ингвар опять находился в состоянии туманной дымки, растёкшись по всему лесу и купаясь в волнах силы. Моей силы! Я опять ощутил злость, но заставил себя успокоиться и вернуться в безэмоциональное состояние. Лёгким усилием воли я собрал лешего в компактный комок и вытащил его из леса к себе в беседку.

— Прими форму, — приказал я висящему передо мной плотному комку тумана.

Комок пульсировал, пытаясь разорвать мою хватку и освободиться, но в зоне святилища я без малейшего напряжения мог бы держать сотню таких как он. После нескольких безуспешных попыток леший смирился и принял привычную мне форму человека в строгом костюме.

— Ты знаешь, Ингвар, — начал я, холодно его разглядывая, — среди людей частенько встречаются такие, кто хорошее отношение и желание найти компромисс принимают за слабость, и начинают давить и нагибать. Нужно ли говорить, что дело закономерно кончается плохо? Для них плохо. Мне казалось, что такое поведение свойственно только не очень умным людям, а дух, который стар настолько, что помнит Цезаря, должен лучше понимать, как надо себя вести в такой ситуации.

Дух молчал, мрачно на меня глядя.

— Ты меня разочаровал, Ингвар, — продолжал я. — На этом наши отношения заканчиваются. Я без труда найду другого духа, который будет следить за моим лесом, и который при этом не будет доставлять мне проблем.

— Я тебе нужен, — наконец сказал леший.

— Зачем? — удивился я.

— Ты не найдёшь другого такого старого и сильного духа.

— А зачем мне старый и сильный дух? — хмыкнул я. — Я найду молодого и дам ему столько силы, сколько он сможет принять. Через год-два он вырастет достаточно, чтобы следить за лесом. Больше мне от него ничего не надо, а пару лет я вполне могу подождать. Ты мне не нужен, Ингвар.

— Постой, не спеши изгонять, — торопливо заговорил дух. — Я признаю, что неправильно тебя оценил.

Я усмехнулся. В общем-то, это хорошо известный факт, что духи не испытывают никакой благодарности и вообще никаких чувств, хотя могут неплохо их имитировать. Они недоговороспособны — с ними можно о чём-то договариваться только при наличии достаточно толстой палки, которую регулярно надо пускать в ход. Но я всё же надеялся, что такой старый и развитый дух не будет настолько примитивным. Ошибся.

— И что же ты можешь мне предложить? — скептически спросил я. — Только не забывай, что твой кредит хорошего отношения исчерпан полностью, и договариваться с тобой я больше не собираюсь.

— Я готов подчиняться, — угрюмо сказал леший.

— Это и так ясно, — пожал я плечами, — иного я и не потерплю. Я спросил, что ты можешь предложить.

Леший помрачнел ещё больше.

— Я буду помогать, — неохотно выдавил из себя он.

— Это уже лучше, — кивнул я, — но я хочу большего. Ещё я хочу, чтобы ты отвечал на мои вопросы.

— Я не на все вопросы могу отвечать, — сказал он, глядя на меня с испугом.

Ну надо же, как его пробрало! Он так не пугался даже когда я собрался его изгнать.

— Я не буду требовать у тебя ответов, которые могут тебе повредить. Но ты будешь отвечать на вопросы, на которые можешь ответить.

— Как скажешь, — с явным нежеланием согласился леший.

— Хорошо, Ингвар, — кивнул я, — я дам тебе ещё один шанс. Главное, не забывай, что этот шанс у тебя последний. И раз уж мы договорились насчёт вопросов и ответов — расскажи мне о Госпоже.

— Что ты хочешь знать о Летящей?

— О ком? — удивился я.

— У неё много имён. Светлая Госпожа, Озаряющая, Госпожа Рассвета, Летящая в Ночь. Что ты хочешь о ней узнать?

— Что она из себя представляет?

— Что из себя представляет? — Ингвар задумался. — Чаще всего её метафорически рисуют в образе драконицы цвета зари, которая бесконечно летит во тьму, рассеивая её своим светом.

— О как! — поразился я. — Вот прямо драконица?

— Слово «метафорически» тебе знакомо? — снисходительно посмотрел на меня леший. — Так её представляют люди, вам же непременно надо выдумать что-то поэтическое. А ещё лучше что-нибудь антропоморфное. Для нас это просто энергия, пронизывающая всё и формирующая нас, духов.

— Как Сила?

— Нет, совсем не как Сила, — покачал головой тот. — Сила для нас ощущается как что-то чуждое, мы от неё можем что-то получать, только когда она проходит через людей. Вот как сила этого источника, который вы на себя настроили.

— А почему она вообще называется Светлой Госпожой?

— Потому что Госпожа принесла в мир свет ^[10].

— Ну и почему ты так не хотел об этой энергии говорить? — непонимающе спросил я.

— Потому что Госпожа всё слышит, и она не любит, когда о ней болтают попусту. И если для тебя её недовольство ничем не грозит, то я могу просто исчезнуть. Поэтому этот разговор о Госпоже мы заканчиваем. Может быть, когда-нибудь потом.

Интересно — а не связан ли и я подобным образом, но только с Силой? Когда я падал с дирижабля, Сила всего лишь намекнула мне о своём недовольстве, а что будет, если она полностью во мне разочаруется? Может быть, я тоже — просто исчезну? Неприятные вопросы, и я подозреваю, в ответах на них тоже ничего приятного не будет.

— Хорошо, о Госпоже не будем, — покладисто согласился я. — Вот ещё интересно: ты сказал, что, мол, люди все образы под себя выдумывают, но ты-то сам антропоморфный.

Леший засмеялся.

— Здорово ты всё перекрутил. Ты вообще знаешь, что вера материальна?

— Я слышал о такой концепции, — осторожно ответил я, — но всегда считал, что это как раз и есть поэтическое преувеличение.

— Нет, не совсем преувеличение. Вера миллионов людей может воздействовать на реальность. Люди верят, что леший выглядит чем-то вроде ходячего пенька, и лесные духи вынуждены принимать эту форму. Когда мы набираем больше энергии, мы можем больше походить на людей. Я уже могу выглядеть как обычный человек, но даже я не могу принять, например, форму женщины. Может быть, когда-нибудь Госпожа возвысит меня, и я получу свободу от вашей формы, но пока что это всё, что я могу. Так что именно вы, люди, делаете духов такими.

— И чем мы, люди, так уникальны, что наша вера имеет значение?