Онлайн книга «Чёрная кровь Сахалина. Каторжанин»
|
Заросшие лица разом расцвели от счастья. Айны довольно лыбились и нетерпеливо поглядывали на оружие и ранцы японских солдат. Я не стал затягивать с трофеями, приказал быстро освободить трупы от всего полезного, а сам решил заняться допросом. Раненые солдаты уже затихли, скорее всего, истекли кровью, но офицер все еще оставался в сознании. Он натужно, со свистом дышал, страдальчески кривил рот и быстро поводил по сторонам узкими глазами. – Меня понимаешь? – поинтересовался я, присев перед ним на корточки. – Да, понимаю, – на неожиданно правильном русском языке ответил лейтенант. – Где выучил наш язык? – Два года работал парикмахером во Владивостоке… – Понятно. Куда шли? – Ваш генерал уже сдался… – неприязненно процедил японец. – Война на Карафуто закончилась. Вас накажут свои же. – Жить хочешь? – Я уже мертвый, а мертвым все равно. – Сейчас оживешь. – Я достал нож и попробовал пальцем острие. – Хорошо, хорошо, я скажу… – зачастил лейтенант, настороженно следя за клинком. – Меня послали за русской женщиной, которая лечит туземцев. Майор Камура хотел просто встретиться с ней и предложить лечить наших солдат. Все, что происходит на Карафуто, должно происходить только с разрешения японской власти. Айнов и гиляков нет смысла лечить, это человеческий мусор. Им только предстоит стать людьми… В мозгах плеснулась ярость. Почти не владея собой, я коротко ткнул офицера кончиком ножа в глаз. – Сахалин, тварь, а не Карафуто… Из глазницы брызнула розовая слизь, офицер тоненько завизжал и засучил ногами. – Повтори. – Сахари-и-ин. – Не понял. Еще раз, энергичней, от груди! Громче, по-русски, ты же умеешь! – Са-а-аха-лин!!! – Молодец, поехали дальше. Экспресс-допрос продлился недолго. Полностью деморализованный японец, по щенячьи скуля, охотно выложил все, что знал. Как и предыдущая группа, отряд вышел из Тымова, где японским гарнизоном командовал некий майор Камура. Для чего Майя понадобилась майору, узнать точно не удалось, но в его добрые намерения я совершенно не верил. А еще лейтенант сообщил, что все русские отряды в окрестностях уже сдались, и это не улучшило настроения. Пока возился с пленным, айны закончили со сбором трофеев. Один из них, неуверенно вертя свой нож в руках, что-то спросил и показал на труп. Остальные настороженно на меня уставились. – Она спрашивает, печень жрать обязательно? – перевел Тайто. – Печень? – сначала я не понял, при чем здесь печень и зачем ее жрать, но потом вспомнил свою речь перед началом боя и слегка смутился. – Как хотите, по желанию… Бойцы облегченно вздохнули, видимо, становиться каннибалами им не очень хотелось. – А теперь скажите, что вы делаете с ворами? Бородачи растерянно переглянулись. – С людьми, которые тайком забирают ваши вещи, – уточнил я. – Э-э-э, отец, у нас не красть никто… – с виноватой улыбкой пояснил Тайто. – Зачем украдать у своих? Айна – самый честный. – Черт… – Я с досады чертыхнулся. – А если на вашей земле начнет охотиться чужой… ну, гиляк, к примеру… Бойцы оживленно закивали, а переводчик прокомментировал: – Да-да, гиляка такой вора, лезет, ворует… – Так что вы с такими делаете? – Открывать пузо и вешать за нога на ветке, чтобы висел, а другой видел, что так делать нельзя! – Айн кровожадно ощерился и ткнул пальцем в дерево. Я облегченно выдохнул. – Есть на чем вешать? Тайто показал намотанную на пояс грубую веревку из размочаленного лыка. – Всегда есть. – Хорошо. – Я пальцем указал на трупы. – Вперед. Всех развесить. – Зачем, отец? – озадачился бородач. – Тогда япона знать, что айна их убивать. Оставить так, зверь кушать, никто не найдет. – Это ваша земля, а японцы пришли сюда как воры! – выйдя из себя, заорал я на бородача. – Пусть знают, что в лесу их ждет только смерть. Пусть дрожат и боятся каждой тени! Вашу доброту они принимают за слабость. Выполнять!!! Иначе заставлю жрать потроха косоглазых. Возражений не последовало, айны расторопно приступили к выполнению приказа. Скоро все деревья вокруг нас стали похожи на жуткие виселицы, на которых вниз головой качались мертвые тела с выпущенными кишками. Офицерика… а офицерика повесили последним. В его ранце я обнаружил мешочек с женскими украшениями, на которых виднелись следы засохшей крови. То есть их либо снимали с уже мертвых, либо… либо срезали с живых. Так что повис он далеко не сразу. И еще до того, как стал трупом. – Уже мертвый, говоришь? – Я приподнял обухом томагавка безвольно опустившуюся голову. – У-у-у, и-и-и… – надрывно завыл японец, хлопая веками на пустых глазницах и пуская кровавые пузыри распухшими, потрескавшимися губами. – Живой, что ли? Ну тогда живи… – Я кивнул айнам. Офицера потащили за ногу к дереву, а я неожиданно почувствовал на спине взгляд и резко развернулся, вскидывая маузер. Но тут же опустил оружие, разглядев в огромных лопухах лошадиную морду. – Сдаваться пришла? Ну иди сюда… Лошадка фыркнула, медленно ступая мохнатыми ногами, подошла ко мне и доверчиво положила голову на плечо. – Хорошая, хорошая. – Я ласково потрепал ее по крупу. – Бедолага, натерпелась, видать. Ну ничего, не бойся, не обижу… По своему виду кобылка не была строевой, видимо, японцы реквизировали животину у какого-то местного жителя. Невысокая, но крепкая, мохнатая, как медведь, она сразу пришлась мне по душе. Слегка подумав, назвал ее Бабочкой. Почему так? Мне показалось, что когда-то у меня уже была кобыла, которую звали Папильоной, что по-французски и означает «бабочка». Но, как ни старался, ничего похожего в памяти штабс-ротмистра не нашел. Опять – вывихи подсознания? Черт, так и рехнуться недолго. Назад возвращался верхом. До предела нагруженные добычей, но абсолютно счастливые, айны топали следом. Я же не блистал настроением, но грустным точно не был. Начало положено. И путь я выбрал совершенно правильный. К чему он приведет – бог весть. Но останавливаться я не собираюсь. Карафуто, говорите? Шиш вам на воротник, а не Карафуто. Сахалином был – Сахалином и останется. По крайней мере, пока я жив. Добравшись до заимки, забрал содержимое сундука, частью нагрузив личный состав, а частью – навьючив лошадку. Бабочка сердито зафыркала, но дополнительный груз потащила без особых усилий. К вечеру мы уже были у Пиленги. Первой к нам выскочила Мадина, с разбега прыгнула мне на руки и крепко прижалась к груди. Послышались сдавленные рыдания. |