Онлайн книга «Чудовы луга»
|
Кай засыпал, неудержимо и стремительно, его уносило, как лодку в открытое море. Что-то шершавое, душистое сунули в рот, словно птенцу, он разжевал — вкусно — сглотнул. Обсевшие парня малыши зачирикали оживленно. Скормили сонному еще ягод, полосу крошащегося сладковатого мяса, корешок, едкий и соленый. Кай понял, что может есть, жевал жадно, не разбирая, что дают, чувствуя, как приходит сытость и прибавляется сил. Звенели монеты, кто-то зашипел, кинулся — видно маленькие разодрались из-за добычи. — Забирайте, — пробормотал Кай, не разлепляя глаз. — Если людям это не нужно… Из-за ворота осторожно потянули шнурок с подвеской, он прижал ее рукой, сам не зная зачем, стиснул пальцы покрепче. Так он и заснул — в самом сердце чудовых лугов, на груде сухой болотной травы, скрючившись и зажав в кулаке медную сольку. * * * К деревне под названием Белые Котлы, лежащей по ту сторону болот, он добрался только к полудню. Ночные привидения, повстречавшиеся на гати, к утру растворились бесследно, оставив на память только травяную подстилку. При свете дня он обнаружил, что из заботливо подшитых еще Ласточкой рукавов и ворота рубашки вытянули нитки, оставив края ткани махриться. Из куртки вытащили плетеный шнурок. Исчезли все монеты, а в спутавшихся волосах Кай нащупал заплетенные косицы, обрывки перьев и еще черт знает что, он даже разбираться не стал. Пока он спал на острове среди болот, даже его кобыла обзавелась косами в гриве и колтунами в хвосте. Из жестких черных волос торчали сухие пучки травы и чуть ли не ящерицыны лапки. Ну и видок у меня, думал Кай, бросив повод. Я похож на бесноватого. Или на колдуна. Об угощении, которое ему подсунули ночью, он старался даже не думать — подступало к горлу. Что я такое ел… нелюдскую пищу… Хотя сил прибавилось, и голод больше не донимал. Когда показался плетеный забор Белых Котлов, Кай мечтал только о постоялом дворе. Вымыться. Глотнуть вина. Поесть супу, черт возьми. И не подходить к огню. К людям тоже лучше не подходить. Мары полуночные… Против ожиданий деревенская улица пустовала. Даже дети не бегали по осенним лужам. Довольная жизнью пегая свинья разлеглась поперек проселка и не обратила на одинокого путника никакого внимания. Кай услышал шум голосов, выкрики, гомон. Проехал дальше — чуть не все население Белых Котлов толпилось на площади у длинного приземистого дома, крытого серой дранкой. Женщины, некоторые с детьми на руках, мужики с мрачными лицами, седобородые старики… Двери длинного дома были распахнуты, внимание толпы приковано к происходящему внутри. В центре площади недвусмысленно возвышались столбы с перекладиной и парой веревочных петель. Толпа расступилась перед странным незнакомцем, сомкнулась снова за лошадиным хвостом. Кай спешился, подошел к распахнутым дверям, пригляделся. Внутри тоже толпился народ, почище и поважнее, женщин не было. У дальней стены сидел за дощатым столом добротно одетый рыцарь в котте с кавеновым гербом. Сколько раз Кай расспрашивал Вира о Чистой Верети и своем несостоявшемся отчиме! «Три золотых сокола на синей перевязи», стукнуло в груди. Кровь бросилась в голову, прилила к щекам. Парень застыл в дверях, неподвижно, пожирая рыцаря глазами. Потом понял, что это не Кавен. Лорд Кавен, по словам Вира, был светловолосым, а сейчас, наверное, седым. Рыцарь, черный, скуластый, похожий на грача, только что налил себе питья из стоящего рядом на столе кувшина, отхлебнул, утер губы. За его спиной маялись двое солдат, обводили толпу скучающими взглядами. — Обвиняется, — лениво сказал рыцарь, даже не заглядывая в лежащий перед ним пергамент. — Дуко, сын Карпа, по прозванию Заноза, родом из селища Белые Котлы, в нижеследующих преступлениях… — Не ходил я на найлскую сторону, — безнадежно пробубнил здоровяк в рваной куртке, со связанными за спиной руками. — Ну вот не ходил и не ходил, ваша милость… чего забыл я там… и Кукша не ходил, потому как делать там нечего… — И Симен, сын Карпа, по прозванию Кукша, — продолжил рыцарь, — обвиняются совместно в преступных с найлами связях, незаконной торговле… Похоже, нарвался на лордский суд. Сам лорд не поехал, мелкие сошки, послал кого-то из капитанов. «Это дела разбойничьи», вспомнил Кай. Может они знают что про Шиммеля. Вот только… после того, как из-под ног вышибут полено, ничего уже не скажешь, как бы далеко ни вывешивался язык. — … в проведении ритуалов языческих, господу нашему противных, — список обвинений оказался изрядным. — В пролитии крови звериной и человеческой, в угоду злокозненному демону Шимилю, в поклонении оному, а тако же разбою, с оным Шимилем совместно чинимому, что есть преступление претяжкое, кое шибеницей карается. Заноза, виновато бубнивший что-то насчет найлов, замер. Похоже, такого он не ожидал. — Поклеп это! — наконец дернулся он. — Не было такого! — Ага, поклеп! — вскинулся один из стариков, столпившихся у стола. — А кто сивую кобылу-трехлетку прошлой весной с собственного двора свел неведомо куда! Все знают, что их резать надобно в жеребячьем возрасте, а ты ее кормил, а потом и увел! Шиммелю лошадь готовил! — Да продал я ее, — оправдывался Заноза. Светловолосый и всклокоченный Кукша, видно младший брат, молча стоял рядом, белый, как известь, изредка оглядывал толпу, словно в поисках подмоги. — Тебе бы только чужую кобылу зарезать, Куча! — Так батя твой против был, все помнят! Он тебя еще по селу с батогом искал, а ты кобылу увел, увел вопреки воле отцовской. А весной разбойники опять лютовали! — Дак я то при чем? — А при том, что кобыла твоя была! Седенький и согбенный Куча постучал палкой по половицам. — Всегдааа, всегда такой супостат найдется, который Шиммелю лошадь даст! Малые Козлищи весной пожгли? Пожгли! С амбарами и коровником вместе. — И девок всех тамошних перетрахали! — встрял из толпы молодой голос. — Да, хорошие девки были, между прочим! Рыцарь поморщился и поднялся. В толпе поутихли. Кай вслушивался и вглядывался до рези в глазах. Странно, никто не отодвинул его от входа. Он так и маячил в дверном проеме — один. — Согласно воле лорда Кавена, приговариваются вышеозначенные Дуко и Симен к повешению за шею, до самой смерти. Заноза опустил голову. Брат его задергался, стараясь сбросить веревки. — Не боится твой лорд в шиммелевых землях распоряжаться словом-то своим? — выкрикнул он срывающимся мальчишечьим голосом. — Может, это я кобылу продал, кому надо, а брат ни при чем! И теперича на моей кобыле сам по лесам ездит! |