Онлайн книга «Тайна пленного генерала»
– Ой… – прошептала крупная барышня со следами оспы на лице. Громко икнула ее товарка – худая, нескладная, но на лицо, пожалуй, самая симпатичная. Третья затряслась, первой вышла из ступора, стала зачем-то креститься – она была самой упитанной, видимо, неплохо ей жилось на немецких харчах. Разведчики наводнили предбанник. Немая сцена затянулась. В парной упал тазик, раздался дружный гогот. Глеб покосился на дверь и накинул на скобу массивный стальной крючок. Бросил через плечо: – Эй, на галерке – подкиньте дров, пусть люди погреются. Злорадно засмеялся Шперлинг, отступил в тамбур и загремел ведром. Напрасно Шубин отвел глаза – немцу этого хватило! Он издал отчаянный рев, отшатнулся вместе с табуреткой. Не успел никто опомниться, как офицер прыжком подлетел к окну и вывалился наружу, выбив плечом раму! Брызнули осколки, затрещало дерево. Завизжали перепуганные девки. Цирковой трюк, как ни странно, удался. Голое туловище в полосатых «гусарских» трусах перевалилось через подоконник и рухнуло в битое стекло. – Человек за бортом! – ахнул Вартанян. Курганов оттолкнул его, выхватил из-за пазухи ТТ с навернутым глушителем «БраМит» – осталась еще парочка от прежней жизни, подбежал к окну, стал бегло палить. Голый немец далеко не ушел, пуля догнала его, швырнула на землю. Курганов выпустил следом еще две пули. – Фу, спасли утопающего… – облегченно выдохнул Вартанян и засмеялся. Бабы заголосили, кутаясь в простыни. Закричали офицеры в парной, стали биться в дверь. Она прыгала на петлях, но крючок держался. В тамбуре колдовал Шперлинг, щедро подбрасывал дрова в топку. Дерево трещало, жадно горело. Из разбитого окна тянуло холодком. Но вряд ли на это обратили внимание. Возню в парной разведчики игнорировали – пусть парятся господа. Выйти немцы никак не могли – окна отсутствовали. Взгляды разведчиков обратились к женщинам. Их разглядывали с любопытством, с легким презрением. Женщины выли от страха, обнимали друг дружку. Та, что после оспы, уже приходила в себя, перестала голосить, приняла покаянный вид. – Вах, какие пэрсики, – поцокал языком Вартанян. Он намеренно коверкал русскую речь. – Командир, да это целое персиковое дерево! – Не корчи из себя неруся, – поморщился Глеб. – Что там у тебя за плечами? Ереванский государственный университет? – Так точно, товарищ лейтенант, – без тени акцента отозвался Арсен. – Окончил с отличием в 37-м году. Специальность – русский язык и литература. Два года проработал учителем в общеобразовательной школе города Гюмри. – И я до войны работала учителем в сельской школе… – прошептала обладательница оспин. – И тоже русский язык и литература… – Вам, фрау, давали слово? – нахмурился Глеб. – Вот же суки, подстилки фашистские… – сплюнул Халевич. Женщина осеклась, затряслась нижняя губа. Остальные потеряли дар речи. – Ладно, мужики, раз пошла такая пьянка… – неуверенно изрек Кошкин, подходя к столу. – Режь последний огурец, – засмеялся из тамбура Шперлинг. Он продолжал с усилием пихать дрова в топку. Печь раскалилась, огонь жадно гудел. Из парной раздавались жалобные крики задыхающихся немцев. Снова долбанулись в дверь, но прочная конструкция выдержала. Кошкин захрустел соленым огурцом. Подошли остальные. Курганов извлек из-за голенища ложку, завернутую в тряпку, потянулся за консервной банкой. Шубин не возражал. Подкрепиться стоило – дорога была дальняя. И собственные остатки провианта целее будут. Не прошло и минуты, как народ жадно зачавкал. – По маленькой, товарищ лейтенант? – предложил Вартанян, заговорщицки подмигнув. – Перебьетесь. Разрешаю взять с собой – до лучших времен. – С девичником что будем делать? – спросил Халевич. – Расстреляем? – Ну ты и крут, Холерыч, – уважительно заметил Кошкин. – Я Халевич, – обиделся боец. – А я что сказал? – разведчик засмеялся. Женщины затряслись. – Пожалуйста, не надо… – заикаясь, произнесла худая. – Нас заставили, мы не хотели… У меня в Развальном голодный ребенок, больная мама, я должна их чем-то кормить… – Нас силой заставляют, – выдавила пухлая. – Полицаи на прошлой неделе собрали всех молодых женщин, пригнали к управе, сказали, чтобы улыбались немцам, смеялись над их шутками, даже если не понимаем, о чем они говорят… Немцы отобрали пятнадцать девушек, устроили бордель в здании клуба, там постоянная очередь из немцев и полицаев… Говорят, что мы должны проявлять сознательность, добросовестно обслуживать борцов с большевистским режимом… Мы не по своей воле, поймите… – Так я не понял, расстреливать не будем? – не унимался Халевич. – Делайте, что хотите… – пробормотала крупная, и снова на ее глазах заблестели слезы. – Мне уже все равно, нас немцы испортили, мы больше никому не нужны… – Матрена, что ты такое говоришь? – ахнула худая и снова стала икать. – Проработаем по комсомольской линии? – предложил, сдерживая смех, Кошкин. – Выйди на улицу, – приказал Глеб. – Там стой и охраняй, больше не заходи. Подъедут посторонние – сигнализируй. – Эх, жизнь… – посетовал Леха, забрасывая автомат за плечо. – Гонят на холод как последнюю собаку. Вот так и проходит героическая юность… Разведчики заулыбались. Женщины чувствовали себя неуютно. Простыни мало ассоциировались с одеждой. Ситуация образовалась нетипичная. Шубин откровенно терялся. Он не был ярым гуманистом, сострадания к «оступившимся» не испытывал, но убивать проституток… Да и какие они проститутки? Немцы им не платят… – Накажем имеющимися средствами? – деловито предложил Вартанян. – Это какими? – не понял Халевич. Разведчики насторожились. Пришел Шперлинг – он набил до отказа топку и с трудом закрыл дверцу. В парной сразу сделалось как-то тихо. Доносились лишь протяжные стоны. «Слабаки», – подумал Глеб. – Ну, все, хватит, – строго сказал он. – Оденьтесь, а то смотреть противно. – Не то чтобы противно, – поправил Кошкин, показавшись в окне, – тошно. – Уйди, – разозлился Шубин. – Делом займись. Отворачиваться не стали. С вешалки стащили офицерские портупеи с пистолетами, женщинам бросили одежду. Они облачались в свои тряпки, попеременно закрываясь простыней, умоляли не убивать их. В пустые головы не приходило, что расстрелять могли и нагишом. – Последний шанс, девчата, – объявил Шубин, с усмешкой оглядывая вытянутые физиономии. – Имеем парочку вопросов. Кого ублажали? – Это офицеры из штаба полка… – забормотала Матрена. – Остальные появятся перед рассветом… Сюда должны перевезти штаб батальона или что-то такое… Мы не знаем, нам же не докладывают, а по-немецки мы плохо понимаем… Этого звали Клаус… – она кивнула на окно, за которым валялся труп в трусах. – Он немного понимает по-русски… |