Книга Прайм-тайм для нечисти, страница 99 – Татия Суботина

Где-то на задворках ума я слышала нашептывания, что, возможно, стоит попробовать? Просто взять и вытеснить воспоминания о Громове сексом с другим мужчиной?

Может, именно тогда станет легче избавиться от занозы, что крепко засела у меня в сердце?

– Я люблю тебя, Анечка, – выдохнул признание Йоган. – Несмотря ни на что, я все равно тебя люблю.

Мое сердце замерло, не заколотилось, словно пойманная пташка, но хоть немного отогрелось…

А Громов так и не сказал мне главных слов… Видимо, их для меня у него и не было припасено. Все планы строил, как бы клану угодить, да брак с Линой устроить.

– Анечка, – как в бреду шептал инкуб.

Хоть бы крохотную долю его восторга ощутить! Может, тогда заиндевевшая Машкова растает, и  вернется прежняя?

Он целовал мои губы, щеки, нос, волосы… Возникло ощущение, что Йоган не понимал, с чего начать в первую очередь, всюду пытался успеть, каждому сантиметру уделить должное внимание.

Если у него не получится меня вернуть и вытеснить Громова, то ни у кого уже…

И я робко подалась навстречу.

Йоган словно обезумел, почувствовав мой первый несмелый отклик.

Мужчина простонал и стал лихорадочно стаскивать с меня одежду, не забывая при этом зацеловывать каждый открывшийся участок кожи.

Совсем скоро я оказалась перед ним в простом трикотажном бюстье без косточек и незамысловатых бесшовных трусиках.

Инкуб на мгновение отстранился, оглядев меня темным пьяным взглядом. Захотелось поежиться и заслониться руками, но я сдержала порыв.

– Какая ты, девочка, – восхищенно выдал Йоган. Своим отношением мужчина точно возводил меня на несуществующий пьедестал. Если главгад так обращается со всеми своими женщинами, то теперь я понимаю, почему у него такое множество любовниц. – Какая же ты…

– Какая? – пискнула, не узнав собственный голос.

– Необыкновенная, восхитительная, прекрасная! – не скупился на комплименты. А самое главное, судя по блеску его глаз, он искренне верил тому, что говорил. – Сам себе завидую!

Я истерически хихикнула.

А инкуб, не стал тратить времени на разговоры, рывком стянул с себя рубашку и спустил брюки… Он спешил присвоить меня, сделать своей, полноценно насладиться коктейлем эмоций, а не объедками, как прежде.

Меня бросило в жар, в голове появился рой беспокойных мыслей.

Что же я делаю? Что делаю? Зачем?

Йоган был умелым мужчиной, знающим толк в ласках. Но я не могла отключиться от понимания, что он не мой. Его сильные руки – не те руки, его губы – не те губы, его запах – тоже не тот. Все было не то!

Стоило инкубу оттянуть резинку моих трусиков, как меня словно молнией прошибло!

Я схватила его за руку, не дав к себе прикоснуться.

– Не надо, – твердо сказала, глядя прямо в шальные глаза несостоявшегося любовника.

Он был красив, богат, искусен, он меня хотел и готов был боготворить. Вот только…

Как бы мне ни хотелось обратного, но Йогану никогда не стать для меня Громовым.

– Я сделал что-то не так? – нахмурился мужчина. – Тебе неприятно?

– Все так, все хорошо.

– Тогда что случилось? – в нем горело всепоглощающее пламя страсти. Неудовлетворенное желание могло ломать, скручивать узлом нутро, но Йоган нашел силы, чтобы поговорить.

– Просто это будет ошибкой, – не стала приукрашивать правду. – Я тебя не люблю.

Мужчина потемнел лицом, удар ему держать было сложно. А мне говорить, но иначе нельзя. Своими сомнениями я сама запустила эту машину, едва не совершив самую отвратительную вещь, которую только могла.

– Я люблю, этого хватит.

– Так нечестно, – покачала головой я, печально улыбаясь. – Ты достоин взаимности. Прости.

Путаясь в собственной одежде, я быстро натянула ее на себя и ринулась к двери.

– Аня! – взревел Йоган. – Ты думаешь, что можешь меня раззадорить и просто уйти?!

Он стоял, расставив ноги, около дивана. Глаза инкуба пылали яростью, грудь лихорадочно вздымалась, кулаки были крепко сжаты…

– Так будет правильно.

– Черта с два! – я еще никогда не видела его в таком бешенстве, но почему-то совершенно не боялась. – Вернись немедленно.

Я лишь головой покачала. Йоган выглядел устрашающе, но я была уверена, что он не способен на какую-либо жестокость или принуждение. Хоть и инкуб, а с ними у меня связанны ужасные воспоминания.

– Ты не можешь вот так вот просто взять и уйти!  – только сильнее распалялся он. – Я не собака, чтобы бросать мне кость время от времени.

– Я знаю.

– … И не буду это терпеть! – испанская кровь давала о себе знать.

– И не надо, – просто ответила ему. – Я увольняюсь.

Всего два слова, а точно крылья за спиной выросли, так легко стало!

Главгад отшатнулся, словно я залепила ему звонкую оплеуху.

– Что? – осипшим голосом переспросил он. – Ты не можешь! Я не позволю!

– Я не спрашиваю, Йоган. Я просто ставлю тебя перед фактом. По собственному желанию не имеешь права не отпустить.

– Ань, – протянул руки ко мне инкуб, но подойти не решался, точно боялся спугнуть. – Не дури.

– Какая дурь? Похоже, я нашла единственно верное решение, – у меня действительно в голове очень ясно сложился план. – Пора двигаться дальше.

– А мне? Что делать мне? – как-то совсем потерянно спросил мужчина, подняв на меня больной взгляд.

Не знаю, серьезно он спросил моего мнения или просто вырвалось на эмоциях, но я ответила со всей искренностью, на которую только была способна.

– Иди к жене, Йоган. Присмотрись к той, что рядом с тобой на протяжении стольких лет и вопреки хроническим изменам, – посоветовала ему. – Очень страшно будет осознать, каким сокровищем обладал, когда потеряешь.

– Аня... Я же тебя…

– Нет! – не дала ему еще раз договорить и поверить в эту ложь. – Это страсть, наваждение, фикция! Но только не любовь!

– Откуда тебе знать? – ухмыльнулся он.

– Потому что я ее почувствовала и теперь ни с чем не перепутаю.

Он нахмурился, а я беспрепятственно выскользнула за дверь.

– Спасибо за все и будь счастлив, – сказала напоследок.

Йоган за мной не бежал, я спокойно смогла собрать вещи и написать заявление по собственному желанию, которое и оставила на столе. Улица встретила меня гулом машин и беспощадным солнцем.

Я побрела вперед, даже не разбирая дороги.

Замена не сработала, а тошнота подступила к горлу из-за отвращения к самой себе.