Книга Последняя гостья, страница 25 – Меган Миранда

— Что было в этой записке? — спросила я.

После паузы он выпрямился и придвинулся ближе к столу.

— Боюсь, это касается только ее семьи, Эйвери. Так что лучше спросите кого-нибудь из ее родных. — Он как будто знал, что я уже предприняла такую попытку и ничего не добилась.

Я смотрела на стены, на стол — куда угодно, только не ему в глаза.

— Я тут опять подумала о том, что случилось той ночью. Все точно уверены, что это ее записка? То есть уверены всецело и полностью?

В комнате стало так тихо, что я услышала его дыхание и еле различимое тиканье его часов. Наконец он втянул ртом воздух.

— Ее, Эйвери. Мы установили сходство.

Я небрежно отмахнулась:

— Я слышала, с дневником. Но у нее не было дневника, детектив.

На моем лице сосредоточился взгляд его глаз — зеленых, а я раньше этого не замечала. В нем не чувствовалось неприязни, он, пожалуй, даже симпатизировал мне.

— Возможно, вы знали ее не так хорошо, как вам казалось.

— Или же, — подхватила я громче, чем собиралась, — может, это чья-то чужая записка. В том же доме гостила Лусиана Суарес. Записку мог написать кто-нибудь из клининговой компании. Ее мог оставить кто угодно.

А полицейские могли поспешить, сравнивая записку с образцами ее почерка, — потому что хотели поскорее получить результат. Действовали методом подгона, подбирали наиболее похожие фрагменты, а не наоборот.

В прошлом году эти известия застали меня врасплох, поэтому я ни о чем не расспрашивала. Меня ошарашило то, как глубоко я заблуждалась в своей оценке происходящего. Как уже во второй раз не заметила что-то жизненно важное.

Детектив неторопливо, палец за пальцем сложил руки на столе. Его ногти были подрезаны под корень.

— Послушайте, совпал не только почерк. — Он покачал головой. — Как и в дневнике, там были свидетельства ее внутренней, душевной работы. Вдобавок очень мрачные.

— Нет, — возразила я. — Она не в том смысле.

То же самое я сказала Паркеру. А что, разве это не правда? В день нашего знакомства она перечисляла грозящие мне опасности так, словно видела их — подбирающиеся к нам, всегда готовые нас поглотить. Эта повседневность смерти — она заигрывала с ней. «Смотри не убейся», — сказала она, когда я остановилась слишком близко к краю в темноте. Будто уже тогда отчетливо представляла это себе.

Он печально покачал головой:

— Эйвери, не только вы что-то упустили, понимаете? Никто ничего не замечал. Порой знаки становятся очевидными лишь по прошествии времени.

У меня перехватило горло. Он потянулся через стол, его широкая ладонь помедлила возле моей и отдернулась.

— Год прошел. Все я понимаю. Как возвращаются воспоминания. Но через такое прошли мы все. Дело закрыто, сегодня мы вернули Паркеру ее личные вещи.

Так вот на что, должно быть, смотрел Паркер в своей машине, когда я неожиданно окликнула его в гараже, — на вещи, привезенные из полиции.

— Все сходится. Напишите статью, приходите почтить ее память на церемонию открытия памятника и живите дальше.

— Сходится не все, — возразила я. — Она должна была встретиться с нами там. Но что-то случилось. — Я сунула руку в сумочку, вынула ее мобильник и положила перед детективом.

Он не прикоснулся к нему, только уставился во все глаза. Такого он не ожидал.

— Что это?

— Телефон Сэди. Я нашла его сегодня в «Голубой мухоловке» — доме, который сдается в аренду и в котором все мы были в ночь ее смерти.

Он не сводил глаз с телефона.

— И вы только что нашли его.

— Да.

— Год спустя, — он недоверчиво прищурился, словно я его разыгрывала. Как быстро изменилось его поведение. А может, это я изменилась в его глазах.

— Он лежал на дне сундука в большой спальне. Я нашла его, когда вынимала оттуда одеяла, чтобы освежить их. Сколько он пролежал там, не знаю, но она не теряла его перед смертью. — Я сглотнула, с нетерпением ожидая, когда он сам сделает качественный скачок в выводах: если они ошиблись в одном, значит, могли ошибиться и во всем остальном.

Он покачал головой, по-прежнему не прикасаясь к телефону.

Однажды, несколько летних сезонов назад, Сэди пыталась добиться, чтобы ее арестовали. По крайней мере, так мне тогда казалось. Я повезла ее на пристань среди ночи, хотела кое-что показать ей. Мир, в который она сама ни за что не получила бы доступа, — как способ продемонстрировать, чего я стою. Я знала, как пройти через контору на пристани, еще с тех пор, как таким путем ходил Коннор: поднять ручку, одновременно как следует толкнуть дверь, рассчитывая угол удара, а затем взять ключи его отца из кабинета в глубине конторы, отвязать лодку, оттолкнуть ее от причала и запустить мотор.

Но кто-то, наверное, заметил, как мы проскользнули внутрь. Я не успела пройти через контору, как вдруг в окно посветили фонариком, и я метнулась в обратном направлении, к задней двери, которой пользовались редко. А Сэди застыла на месте, уставившись в освещенное окно. Я дернула ее за руку, но к тому времени полицейский уже вошел — я знала его в лицо, но не по имени. Впрочем, это не имело значения, потому что мое-то имя он знал.

Он вывел нас наружу, к своей машине. И не стал задавать мне вопроса, которого я привыкла ждать, — кому позвонить насчет меня: он уже знал, что я отвечу.

— Ваше имя? — спросил он у Сэди, но она не ответила. Ее глаза были широко раскрыты, она крепко сжала губы и покачала головой. Полицейский попросил ее сумочку, висящую через плечо. Вытащил оттуда ее бумажник, посветил фонариком на водительские права.

— Сэди… — начал читать он и осекся. Прокашлялся. Сунул права обратно в бумажник, вернул Сэди сумочку. — Слушайте, девушки: это предупреждение. Проникновение незаконное, и в следующий раз, когда мы вас поймаем, оформим нарушение и привод, понятно?

— Да, сэр, — ответила я. С облегчением, как от первого глотка выпивки, согревающего кровь.

Он вернулся к себе в машину, Сэди стояла посреди парковки и смотрела, как он уезжает.

— Что должна натворить здесь девчонка, чтобы ее забрали в полицию? — спросила она.

— Сменить твою фамилию, — ответила я.

Ее фамилия имела вес. Но она не козыряла ею. В этом не было необходимости.

До меня дошло: пока я с ней, мне обеспечена такая же степень защиты.

* * *

Ее фамилия до сих пор имела вес, и детектив по-прежнему не прикасался к ее телефону, лежащему у него на столе. Существовали дела, в которых требовалось соблюдать осторожность, — не важно, умер кто-то или нет. Поколебавшись, детектив взялся за свой телефон.

— «Прошу прощения. Хотелось бы мне, чтобы такое не понадобилось», — наконец сказал он и взмахом руки выпроводил меня из кабинета.