Книга Родовой кинжал, страница 27 – Александра Руда

Рядом со мной замерла Тиса, глядя на капитана так, будто хотела его съесть, не оставив ни крошки.

— Пушистик! — вдруг закричал Драниш, указывая на меня, и Ярослав даже вздрогнул от неожиданности. — Ты как маленькое солнышко! Можно я тебя расчешу? Нет? Ну и ладно, я еще дождусь своего часа!

— Тиса, — тихонько обратилась я к воительнице, когда мы залезли в фургон, — а где сушить нижнее белье?

— На веревке, где же еще?

— Но ведь… но ведь на него все будут смотреть!

— Мила, если ты думаешь, что наши мужчины не знают, что ты носишь нижнее белье, то должна тебя разочаровать. Зрелище твоих трусов удивит разве что Персика.

— Одно дело знать, а другое дело — видеть, — возразила я.

— Правильные девушки, те, на которых женятся — но к тебе это, Тиса, не относится, — не хотят, чтобы на их белье кто-то пялился, — вставил тролль, прислушивающийся к нашему разговору.

— Нашелся специалист, — фыркнула воительница.

— А то! Я что, зря на всех уроках этикета мух считал? — Драниш протянул одну веревку в женской части фургона и задернул шторку. — Пользуйся, котя.

— Оно за шторкой будет сто лет сохнуть, — пробурчала Тиса. — И в фургоне будет вонять сыростью.

— Ничего, потерпишь, — ухмыльнулся тролль. — Эй, ты куда направляешься? Это я для коти сделал, на твои трусы я еще во время войны насмотрелся, ничего нового не увижу.

Тиса ответила ему неприличным жестом; мы молча вместе развешивали белье в закутке.

— Отойди, пожалуйста, — попросила я, закрыла глаза, сосредотачиваясь, и из моих ладоней повеял горячий ветер.

— Ух ты! — восхитилась Тиса. — Еще чуть-чуть, ну!

— Нет, не могу больше. Очень энергоемкое заклинание, а мне еще сегодня фургон вести.

— Хорошо, к вечеру высохнет. — Девушка улыбнулась мне, я просияла ответной улыбкой. Неужели между нами устанавливаются дружеские отношения? Вот было бы здорово!

Мы подождали, пока придут эльф с гномом, хныкавшим, что стирать — это невероятно тяжело, и капитан махнул мне рукой, чтобы я трогалась с места.

Рядом уселся тролль с разорванной сорочкой и принадлежностями для шитья. Игла с ниткой в его огромной ручище смотрелись смешно, но орудовал он ими очень умело.

— Я на войне, — принялся рассказывать тролль, — случалось, и раненых зашивал. Одно и то же, только рубашка не дергается и не вопит при этом. Мамаша бы мной гордилась, если бы видела. У нас в племени именно она всех врачевала. Правда, у нее никто и пикнуть не смел, боялись. Даже папаша. Я поэтому решил, что никогда на такой бой-бабе не женюсь. Жена не ужас должна вызывать, а восхищение, как ты.

Я улыбнулась этой неприкрытой лести и решилась спросить:

— Эти шрамы на руке остались от зубов волкодлака? — Я старалась, чтобы фургон, несмотря на то что я разговариваю, ехал ровно. У других же это получается!

— Ага. — Тролль перекусил нитку и спросил: — Кто тебе рассказал?

— Тиса.

— А я боялся признаваться, вдруг ты подумаешь, что я на луну вою или хвост в штанах прячу.

— А ты прячешь?

Драниш расхохотался:

— Прячу, и это даже можно назвать хвостом, только не мохнатым. Как-нибудь покажу.

— Нет, спасибо, я обойдусь без этого знания.

— Не, котя, зачем? Не обойдешься. Сделаем пару-тройку детишек, больше не надо, а в этом деле без «хвоста» не обойтись.

Я пожала плечами и ничего не ответила.

— Да, волкодлак… — пустился в воспоминания тролль, видя, что я не поддерживаю его идеи о детишках. — Помнится, голодное тогда время было, жуть. Эти твари обозы грабили почем зря, а мы питались чем попало. Даже кору с деревьев обдирали, если дичи не удавалось добыть.

— Интересно, почему у тебя большинство воспоминаний о войне о том, как вам было голодно? — спросила я.

Драниш немного помолчал и неохотно ответил:

— У меня много воспоминаний. Только вот они… некрасивые, да. Тебе лучше о таком не слышать, да и мне не хочется об этом говорить. Вот спроси Тису о войне. Уверен, она не будет тебе рассказывать, как получила шрам через все лицо. Она, наверное, расскажет о том, как один придурок из соседней тысячи украл с веревки ее постиранное белье и как она за ним гналась через весь лагерь. Хотя нет, об этом она тебе не расскажет. Она начнет свою байку с момента, как она догнала вора и так его избила, что потом никто даже ее кружку с чаем не трогал…

Тролль разгладил шов на сорочке. Я мельком взглянула — идеально ровные стежочки, один к одному. Воистину, Драниш — кладезь талантов! Интересно, а вышивать он умеет?

— Так вот, про волкодлака, — вернулся парень к своим воспоминаниям. — Голодали мы. Ярик вообще с лица спал, тощий сделался, как тростинка. Все своим бойцам отдавал, следил за порядком, чтобы за крохи не дрались.

— Да? — удивилась я. В моем представлении капитан вряд ли пожертвовал бы своей пищей ради простых солдат.

— Котя, он, конечно, гад еще тот, но руководитель отличный. Короче, пошли мы обоз искать, чтобы раньше тварей его найти. Идем, идем, смотрим — не успели. Стоит обоз, а нечисть его потрошит, коней уже сожрали. «Ждем, — говорит капитан, — может, они хоть крупу не тронут». И тут мимо меня бежит такая серая хвостатая скотина, а в пасти колбасу тащит. Домашнюю, поджаристую, — видно из запасов возницы. А она ну и пахнет же! Просто, можно сказать, благоухает своей поджаристой корочкой на весь лес. И я понимаю: все. Если сейчас я эту колбасу не съем, сдохну в мучениях. А если не сдохну, то жизнь мне будет немила. И я подскакиваю к этому волкодлаку, цоп у него из пасти колбасу — и себе в рот. Жую, ну просто к Пахану в Пещеру заглянул. Божественно вкусно. А тварь сначала удивилась, стоит, зенки вылупила. А потом меня за руку с колбасой — хвать зубищами и жует. А я, главное, заорать не могу, весь рот в колбасе, ни выплюнуть, ни проглотить не могу. А наши за обозом следят, слюнки пускают. А этот гад стоит и жует колбасу вместе с моей рукой. И морда такая довольная! Я его тогда другой руке по башке — бац, пасть и открылась. Смотрю, совсем мало колбасы осталось, я ее в рот заталкиваю и обеими руками помогаю, а от волкодлака ногами отбиваюсь. Он меня — цап, я его — бац! Тут уже и Ярик подоспел. Срезал гаду башку одним ударом, а сам белый, бешеный такой, орет на меня: «Дурак, у них же укусы ядовитые!» Тут мне так плохо стало, но колбасу я дожевал. Думаю, помирать, так с колбасой в желудке, хоть какое-то удовольствие.

Тролль замолчал, я скосила на него глаза. Драниш поглаживал шрамы пальцами и невидящим взглядом смотрел вперед. Очнулся он от раздумий не скоро.

— В общем, если бы не Ярик, помереть бы мне тогда. И смерть моя была бы поганой. А он надорвался, но меня из пропасти вытащил. Да, я ни разу не видел, чтобы он так из себя выходил. Когда я еле-еле ходить начал, наш капитан явился, сам бледный, синяки под глазами, но поколотил меня так, что думал — опять помирать буду. Но я не помер, это же от любви было. Папаша, помнится, иногда так зарядить мог, что три дня отлеживаться приходилось. «Это от любви, — воспитывал он, — чтобы из нас приличные тролли получились, чтобы не стыдно перед народом было».