Онлайн книга «Соблазненные луной»
– Есть одно исключение, Мерри. Наверное, я выглядела такой же озадаченной, какой была. – Исключения мне неизвестны. Про себя я подумала: "Кроме разве того, что не стоит отказывать собственной царице". – А я думал, твой отец хорошо тебя выучил нашим традициям. – Я тоже так думала, – ответила я. – Вы же не насилуете друг друга, необходимости не возникает. Всегда найдется кто-нибудь, готовый составить компанию. – Но если кто-то из нас продается за кров и защиту, то отказывается от права распоряжаться своим телом. Только его покровитель решает, кто будет к нему прикасаться. Я все еще не понимала. Кураг вздохнул. – Мерри, ты не задумывалась, почему я был так уверен, что Китто пойдет к тебе и будет делать то, что ты скажешь? Я поразмыслила и ответила: – Нет. Если наша королева прикажет кому-то из своих стражей идти со мной и делать, что я захочу, он это сделает. Это не записано в законе, но никто не рискнет ослушаться королеву. Я предположила, что у вас дела обстоят так же. – Я отдал тебе Китто, потому что он надоел своему покровителю. Мы не больно мягкосердечны, Мерри, но я не хотел, чтобы Китто порвали на кусочки, если он никого себе не найдет. Хороший царь за всеми подданными приглядывает. Я кивнула. Кураг был жесток, похотлив, вспыльчив, но никто не обвинял его в том, что он не заботится о своих людях, обо всех до последнего. В частности, поэтому он никогда не сталкивался с настоящей оппозицией своей власти. Он был крут, но справедлив. Его подданные наполовину его боялись, но на вторую половину – любили. Он их защищал. – Я не знала, что кто-то из гоблинов может нуждаться в протекции такого рода, – сказала я. Китто в моих объятиях сделался неподвижен. Я едва не обоняла его страх. Страх при мысли, что же я теперь буду о нем думать. – Полукровкам-сидхе среди нас приходится нелегко, Мерри. Большинство умирают еще до того, как они могли бы обрести вашу пресловутую магию. А другие часто кончают тем, что торгу ют телом в поисках зашиты. Среди нас много тех, кто жаждет заполучить сидхе в постель. Он говорил о проституции, неслыханной вещи среди фей-ри, по крайней мере в самой волшебной стране. За ее границами... Ну, изгнанникам приходится добывать средства к жизни, и кое-кто добывал их и так. Но даже в таких случаях это скорее был способ получать деньги за собственное удовольствие. Мы весьма темпераментны, как правило, и для многих из нас секс – всегда секс. Это просто факт, никаких моральных оценок. Но у гоблинов даже слова для проституции не было. Более чуждую для их общества концепцию трудно выдумать. – Но у гоблинов все сплошь и рядом занимаются сексом! Разве гоблины не считают, что большой разницы между партнерами нет? Кураг пожал плечами. – Все гоблины – ненасытные любовники, Мерри. Но у нас есть пристрастие к нежному мясцу, и оно довело кое-кого до положения шлюх. Тех, кто не может защититься сам и не может предложить ничего другого. Кто не владеет ремеслом, не умеет торговать, ничего не умеет. Они умеют только одно, вот мы и позволяем им продавать это свое умение за то, в чем они нуждаются. Курага все это, очевидно, не очень радовало. Это будто оскорбляло его, опровергало его представления о том, как должен быть устроен мир. – Мы бы таких слабаков поубивали, наверное, но раз уж они нашли себе местечко под крылом у тех, кто может их защитить, нам приходится их терпеть. – Вряд ли среди вас таких много, – предположила я. – Не много. Но почти у всех есть в жилах кровь сидхе. – Кураг взглянул в сторону от зеркала. – Хотя не все полусидхе – слабаки. Он махнул рукой, и в поле зрения ступили двое мужчин. С первого взгляда я приняла бы их за сидхе, благих сидхе. Оба были стройные и высокие, с длинными светлыми волосами и красивые как раз той красотой, что присуща сидхе: с роскошными полногубыми ртами и линиями скул, напомнившими мне Холода. Кожа у них была того нежно-золотистого цвета, о котором при Благом Дворе говорят "поцелованный солнцем". Такой цвет – редкость среди благих, а при нашем дворе не встречается вовсе. Но взглянув еще раз, я отметила глаза – слишком большие для их лиц, продолговатые, как у Китто, и лишенные белков. Темный кружок зрачка терялся в зеленом море у одного и в алом – у второго. Зеленый цвет вызывал в памяти летнюю траву, а красный – ягоды остролиста глубокой зимой. Они оба были еще и массивней, чем сидхе, словно упражнялись в поднятии тяжестей, а может, это гены гоблинов позволили им нарастить побольше мускулов. – Это – Падуб, а это – Ясень. Двойня, которую какая-то женщина из благих подкинула к нашим дверям в последнюю большую войну. Этих двоих у нас боятся. Такое представление из уст царя было высшей оценкой доблести гоблинов – и в чем-то, похоже, предупреждением для нас. Красноглазый угрюмо уставился на нас. Зеленоглазый казался много нейтральней: он как будто никак не мог решить, ненавидеть нас или нет. Его брат выбор давно сделал. – Привет вам, Падуб и Ясень, первые из воинов Курага, – сказала я. Ответил только зеленоглазый: – Привет тебе, Мередит, принцесса сидхе, обладательница руки плоти. Я – Ясень. – Голос у него был спокойным и приятным. Он коротко поклонился мне. Брат повернулся к нему: казалось, он готов его ударить. – Не кланяйся ей! Она для нас – никто. Не королева и не принцесса, никто! Кураг вылетел из кресла и набросился на Падуба едва ли не прежде, чем тот успел среагировать. Падуб потянулся за поясным ножом, но промедлил. Если б он достал нож, Кураг мог счесть это смертельным оскорблением, и драка кончилась бы смертью. Стоило ему достать нож, и все зависело бы от царя. Я видела миг колебания на лице Падуба, а потом мелькнул кулак Курага, и младший гоблин оказался на полу у кресла. Кровь заблестела на золотистой коже, будто причудливое украшение из алых камней. Кровь почти того же цвета, что его глаза. – Я здесь царь, Падуб, и пока ты не дорастешь до того, чтобы доказать обратное, мое слово для тебя – закон! Падуб рукавом стер кровь с подбородка и сказал, не поднимаясь с пола: – Мы не шлюхи. Мы ничего не сделали такого, чтобы ты мог послать нас в ее постель, в чью угодно постель. Мы не торгуем телом за защиту. – Он закашлялся и сплюнул кровью на пол. Гоблины такую трату телесных жидкостей воспринимали как оскорбление. Кровь следовало проглотить. – Мы доказали, что мы – гоблины, а не сидхе, а ты продаешь нас этой бледной немочи! Мы такого не заслужили! Кураг медленно шагнул вперед, словно каждый его мускул сопротивлялся этому движению. Он жаждал порвать Падуба на клочки, это было написано у него на лице. Мы видели, как он пытается обуздать свой гнев. |