Книга Соблазненные луной, страница 20 – Лорел Гамильтон

Кураг посмотрел на Дойла, но взгляд Риса не отрывался от Сиун.

– А что бы тебя устроило, Мрак?

Дойл позволил себе едва заметную улыбку.

– А что ты предложишь?

Рис снова качнул головой, и я догадалась, что он скажет, еще раньше, чем услышала слова.

– Нет, Дойл. Я хочу ее смерти. Торговаться я не стану. – Он спокойно встретил недовольный взгляд Дойла. – Прости, но политика того не стоит. Я не откажусь от возможности ее убить из-за политических выгод.

– Даже если это даст Мередит важные преимущества?

Рис помрачнел и все же сделал отрицательный жест.

– Нет. – Он взглянул на меня, почти забытую за их переговорами. – Прости, Мерри, но я не откажусь от ее смерти. – Рис снова повернулся к Дойлу: – Поверь, мертвая Сиун для нас много лучше, чем Сиун живая.

Дойл махнул рукой:

– Как хочешь.

Рис протянул руку застывшему у кровати Китто:

– Давай покончим с этим.

Китто замотал головой.

– Не могу...

– Можешь, – сказал Рис и поманил его. – Идем.

Дойл протянул мне руку:

– Мередит, давай уберемся подальше с линии... огня. – На последнем слове он помедлил, словно подыскивал определение.

Я подошла к нему, осторожно пробравшись между Китто с его мечом и Рисом.

Рис обнажил меч и бросил ножны Дойлу; Мрак поймал их не глядя, одной рукой. Та ладонь, которой он держал меня за руку, была самую чуточку влажной. Дойл был встревожен. Чем?

Я чего-то не знала. Не знала, что здесь такого опасного, – но если Дойл из-за этого дергался, то мне, наверное, надо было знать. Я принцесса и – предполагается – когда-нибудь стану ими править, но как случалось слишком часто, дело выходило за рамки моей осведомленности. Если б я не касалась руки Дойла, я бы и не заподозрила, что он встревожен. А значит, гоблины и подавно ничего не подозревают. Пусть так и остается.

Рис занес длинный серебряный клинок для размашистого удара сверху вниз. Сиун взмолилась:

– Царь, мой царь, спаси меня!

– Когда-то я предложил тебе секс с ним и его плоть, Сиун. Я не велел тебе его уродовать. – Кураг в последний раз погладил мохнатую спину и отступил назад. – Можешь убить сидхе – убей, но не издевайся над ними, если потом оставляешь их жить, – потому что они не забудут и не простят.

Кураг глянул на Риса.

– Она твоя. – Он не был рад этому обстоятельству, но и не особенно горевал. Не думаю, что Сиун была как-то ему дорога. Он пытался выручить ее только как одну из подданных, не больше.

Сиун попыталась было просить пощады у Риса, но, протянув к нему руку, она выгнулась вверх и открыла груди. Никогда и ни за что я не хотела бы нарваться на взгляд, которым ответил ей Рис.

– Помнишь, что ты заставляла меня с ними делать? – спросил он голосом, способным поджечь стены.

– Нет, – сказала она, и протянула к нему жуткую руку, и открыла жуткий рот, и взмолилась о пощаде.

– А я помню, – выронил Рис, и клинок мелькнул молнией. Спина под мечом хрустнула, как пластик, и я поняла, что скелет Сиун, каким бы он ни был, явно отличался от скелета сидхе. Но кровь у нее все же была красная.

Рис рубил гоблинку будто дерево, но дерево дать сдачи не может, а вот гоблин... Черная нога со шпорами размером с хороший кинжал прорезала халат Риса и задела кожу. Второй удар распорол ему бок, и страж остановился, зажав рану рукой.

Китто подскочил и ударил пока еще чистым серебряным клинком по ноге раньше, чем она успела еще раз достать Риса. Он отсек ногу одним ударом, она отлетела на ковер. Дойл отставил меня подальше, и я охотно подчинилась.

Холод шагнул вперед – наверное, чтобы присоединиться к схватке. Дойл преградил ему дорогу ножнами от меча Риса. Он дважды качнул головой, и Холод остался стоять с нами, схватившись рукой за запястье другой руки, словно иначе не мог удержать себя от желания помочь Рису и Китто.

Китто безумно, пронзительно кричал. Это был, наверное, боевой клич, но клич проклятых, отверженных и искалеченных, восставших против господ. У меня от него волосы поднялись дыбом; я прижалась к Дойлу. Страж молча меня обнял, не отрывая глаз от схватки.

Рис шагнул в сторону и прислонился к стене, занявшись своей раной; с меча капала кровь. Халат спереди промок от крови Сиун и его собственной. Кровавые брызги алели на его щеках и волосах. Усталым он не выглядел, он просто прекратил бой. Может, рана оказалась серьезной?

Китто нападал на гоблинку один – колол, рубил и резал, отсекая от нее по кусочку. Она пыталась защитить голову, пригнув ее под грудь совершенно нечеловеческим образом, – но Китто рассек череп, взметнув фонтаном мозги и кровь. И все же она оставалась жива.

Китто был покрыт кровью и ошметками плоти с ног до головы. Глаза казались невероятно синими, они горели синим огнем на кровавой маске, в которую превратилось лицо.

Рис не отходил от стены. Он наверняка был слишком сильно ранен. Я шагнула к нему, но Дойл меня удержал, качнув головой.

– Тогда нам надо помочь Китто, – сказала я.

Дойл еще раз качнул головой, всем лицом выразив запрет. Я схватила его за руку:

– Почему?

Китто сражался с вооруженными кинжалами-шпорами ногами, которые били и хлестали по нему, даже отрезанные от тела. Гоблинка была по-прежнему опасна.

В первый раз я пожалела, что Дойл стоит без рубашки – я бы сейчас хорошенько его встряхнула за ворот.

– Она его искалечит!

Дойл заключил меня в объятия, и это меня только возмутило.

– Пусти меня!

Он наклонился и прошептал мне прямо на ухо:

– Это должен сделать Китто, Мерри. Не мешай ему.

Я ничего не понимала. Убить ее клялся Рис, не Китто. Я взглянула на Риса – он стоял в бездействии и смотрел на Китто. И тут я вспомнила. Когда неожиданно для всех проявилась моя первая рука власти, Дойл вынудил меня убить ту злосчастную каргу, которую я превратила в кровавый комок живой плоти. Так действует рука плоти: она выворачивает тело или его часть наизнанку – ногу, руку, все тело. Дойл предложил мне выбор: либо убить ее, либо так и бросить, бессмертным комком исковерканной плоти. Она бы так и жила вечно. Кровь покрыла меня тогда с ног до головы, хоть я и рубила каргу мечом, способным отнять жизнь у бессмертного существа. Кровь пропитала мою одежду вплоть до нижнего белья. А когда все кончилось, Дойл рассказал мне, что нужно покрыть себя кровью в сражении после того, как впервые проявится рука власти, – это своего рода кровавая жертва, она нужна для того, чтобы сила осталась с тобой навсегда. Я возненавидела его тогда за то, что он заставил меня сделать. Я ненавидела сейчас и его, и Риса – за то, что они то же самое проделывали с Китто.