Онлайн книга «Собрание сочинений. Том 4. После конца. Вселенские истории. Рассказы»
|
— Да ладно… Я же выключила, — оправдалась Женя. — Не ладно… За голову обыкновенного взрослого индейца в Америке давали 6 долларов, за голову ребенка — 3 доллара. Хороший бизнес был. И безопасный к тому же. — То ли еще будет, — подхватил Судорогов. Никаноров вступился, однако, за род человеческий. — Марк, да это же всем хорошо известно… Если вычеркнуть из мировой истории высокую культуру и религиозную мудрость, то она походила бы на историю людоедов, причем лицемерных. Но это только, если вычеркнуть… — А мы, женщины, смотрим на мир совсем иначе, — ласково сказала Галя, попивая чаек и не отказываясь от мороженого. — Надо смотреть не иначе, а глубже, — поправил ее Лев. — В Кумранских рукописях говорится, что этот мир создан по ошибке. Вот это фундаментально, а не то, что бомбят. И Лев несколько строго посмотрел на окружающих. Тут уж Судорогов взвился. — Падший мир, да еще созданный по ошибке! Двойной кошмар! А с демиурга-то взыскали? — Насколько я помню перевод этого текста, взыскали по самому большому счету. За искажение проекта, так сказать, — промолвил Лев. — Бывает… — Вот в какой полуад мы попали! — вскрикнула Женя. — А жить так хочется, и чтоб высшие миры тоже были наши… И жизнь, и вечность… А тут извиваешься, как змея, между одним абсурдом и другим… Дойдешь до того, что и зло покажется, хоть на минуту, привлекательным и необходимым. В ответ — молчание за столом. — Людям не извиваться надо, как змеям, в поисках какого-то последнего наслаждения или кайфа, — прервала молчание Галя, — а понять в конце концов, понять замысел Божий о нас… — Слишком многого хотим, — рассмеялась Женя. — Да не все так плохо, как кажется, — спокойно сказал Лев. — Хорошо, допустим, полуад, падший, да еще с ошибкой, но именно в таком мире и могут открыться двери в величайшие скрытые истины, ибо крайность порождает другую крайность. Кроме того, это самое крутое испытание на прочность. — Лев развел руками. — Если после такого человек сохранил божественную искру, то, знаете, это заслуга… Не то что в раю, где можно брести, как в золотом сне… Судорогов даже подскочил от восторга, да и все в центре душ своих согласились с этим. Только Зея еще не созрела, но созревала, однако, потихоньку. — Тогда за Россию, — предложила Галя. Выпили по-хорошему за Россию. — А ты какой совестливый, Марк, — пошутила, любя его, Галя. — В конце концов, не нас же бомбят… Мы защищены, нас не осмелятся, надеюсь… Можно уютно пить чай и философствовать об Абсолюте. Марк улыбнулся. — Извини, я шучу. Я не против совести, — улыбнулась в ответ Галя. Беседа наконец вошла в спокойно-благодушное русло. Чай был бесконечен, тем более из самовара. Вскоре показались и новые гости. Во-первых, Ирина, жена Льва, веселенькая и пухленькая. Она сразу защебетала, подойдя к мужу, что сыночка их отправила к бабушке и от нетерпения явилась сюда. Лев обрадовался. Вторым оказался Дима Кравцов, филолог, лет тридцати двух, тоже как-то по-самоварному веселый и уютный; в нем тайно проглядывало что-то жутковатое. Присел он около Марка и внимательно посмотрел на Зею. «Глуповата, но своя», — точно говорил его взгляд. — Где же Афанасий? Афанасий… Снова исчез… Это не к добру, — проговорила, как во сне, Женя. — Защитник он наш, в сущности… Зея тут же вспомнила утренний туман и уходящую в бесконечность спину Афанасия. — Я где-то его люблю, этого Сверхпокойника, как Зея его окрестила; ницшеанец он в чем-то, ницшеанец, может быть, наоборот, в другую сторону. Такие внезапные изречения возникали у Жени периодически, и все ее обожали за это. — Сверхпокойник наш отяжелел от тайны, которую он несет в себе, — закончила она. — Это вы верно сказали, госпожа Михина, извиняюсь, Женечка, но мы вас любим даже больше, чем Сверхпокойника, — заметил новый гость, весельчак с примесью жути Дима Кравцов, специалист по древним текстам. Судорогов между тем как-то дико посмотрел на свою Женю. И внезапно заговорил, как будто вне всякой связи с Афанасием, Сверхпокойником: — Какой-то там эзотерический деятель на Украине изрек не так давно ставшие известными слова: «Открой истину, и ненависть к ней сделает тебя свободным». Это, конечно, попахивает чистейшим демонизмом, но, как всякое глобальное изречение, имеет двойной смысл, причем один смысл противоположен другому. Как это понимать в данном случае? Все, кроме Зеи, тяжело вздохнули внутри себя, но тут же расслабились. — Довольно наглый парень, но какой умница! — воскликнул Марк. — Пожалуйста, есть весьма простая версия: например, поскольку абсолютная истина закрыта, и я думаю, что слава Богу, ибо если б она открылась, мир бы рухнул, — произнес Дима. — Все понятно! — истерично вмешался Судорогов. — С этой позиции все истины, даже приближающиеся к абсолютной, не только относительны, но в какой-то мере заблуждения… Я уже не говорю, что человеческую историю вообще можно рассматривать, за редкими исключениями, как историю диких и страшных по своим последствиям заблуждений… Дима Кравцов прямо-таки хохотнул от радости, непонятной, но живой. — А как же, а как же, — замахал он пухленькими ручками. — Возьмем самое бредовое, на мой взгляд, — эпоха Просвещения… Конец XVIII — начало XIX века. Ничего более идиотического никогда не было и никогда больше не будет. Я имею в виду их мировоззрение. Три кита: сознание — продукт мозга, человек от обезьяны и теория прогресса и эволюции. Все три сейчас уже на доступном уровне проявились, правда, об этом умалчивается в широком масштабе пока. Еще бы — добрых два столетия этот бред тупо вбивался в головы в школах, в университетах, и до сих пор бред продолжается… — Хи-хи-хи! — хихикнула Женя. — Да это ведь сюрреально, хорошо! Чем больше бреда, тем лучше. Особо если учесть, что заблуждения — часть рода человеческого… — Что хорошего?! — возмутился Марк. — Это мировоззрение отправило десятки миллионов людей в низшие миры, если не в ад… Что в этом хорошего, не понимаю? — Несчастные люди, несчастное человечество, — вздохнула Галя. — Золотые слова! — подхватил как-то наставительно Лев. — Именно несчастные люди, несчастное человечество… Тысячу раз готов повторить эти слова… Но вот насчет того, что этот бред не будет превзойден, с этим, извините, я не согласен… Будет, может быть, такой бред, что черти разбегутся или, наоборот, примкнут к нам… — Значит, достижения серьезные будут, больше, чем теперешние, научные, — ухмыльнулся Судорогов. — В истории бред, он всегда основан на ложной интерпретации каких-то достижений, успеха, религиозных откровений даже, такие уж мы существа. И он поглядел на Зею. |