Онлайн книга «Собрание сочинений. Том 3. Крылья ужаса. Мир и хохот. Рассказы»
|
Идти, идти и идти — яростно билось в ее уме. Да, она уже многое знает о себе, да, она теперь стала приоткрывать дверь в великое, вечное собственное «я», бессмертное и необъятное, но ведь существует и этот сюрреальный, бредовый мир, который не уложить ни в какие рамки, ни в какие теории. Может быть, Ира была только предлогом. Словно что-то звало ее, и вместе с тем было сильное, ясное желание познать судьбу родной и отвратительной Иры. После всех этих мыслей, приведя их в некоторый стройный порядок, она решила, не откладывая ничего в долгий ящик, повидать Фодю. Выбрала момент, когда тот был во дворе: прыгал головой вниз вокруг пня и шептал. Приманив Фодю вздохами, она присела с ним на неизменную скамеечку — на ту, где сидели они в роковую ночь. — Ох, Федоша, Федоша, — начала Люда, — пивка не хошь? Около меня две бутылочки в травке лежат. — Пивко на том свете пить будем, — смиренно ответил Фодя. — Мучаюсь я Ирой, мучаюсь, вот что. Заела она меня. Будто я со своей плотью рассталась. А ведь девка была нехорошая, мерзкая. Мефодий задумчиво пошептал и вдруг проговорил: — От избытка бытия погибла девка, от избытка… Люда даже вздрогнула, услышав от Мефодия такое слово: бытие. Посмотрела на него. Тот теневел башкой. — Кто ты, Фодя? — тихо спросила она. — Сколько в тебе душ? Мефодий и ушами не пошевелил в ответ, но его слова точно пронзили Люду: а ведь верно черт старый говорит, подумала она, избыток бытия, избыток низшего блага погубил ее, а не какое-то «зло»… Наслаждалась бы Ирка жизнью в меру, не погибла бы, а то прямо задохнулась от себя, от плоти своей, а главного, великого, бессмертного еще не успела в себе разглядеть, прозевала, а если б познала и полюбила его так, как плоть свою полюбила, спаслась бы, и не в аду сейчас бы была, а в духе. Не успела, не смогла за одним благом увидеть более великое, пропустила его. Бедная, бедная… Мефодий тем временем закурил: достал самокрутку (он никогда не курил иное), покашлял и затянулся… — Непутевая все-таки девка была, — добавил он, прохрипев. — А все от того, что мать свою съела. — Как съела?! Ты что?! — Понимаешь, дочка, — тихо сказал Мефодий, — люди эти сварили ее мать, чтоб съесть, но мало кто знает, что один добрый человек среди них захотел накормить дите и дал ей материнскую плоть, из миски, как собачке. Она и полакала: ведь маленькая была, несмышленыш. Непонарошку. А потом добрячок, накормив дите, вывел ее с завода и кому-то отдал… Люда остолбенела. Все это показалось ей фантастичным, но каким-то убедительным. Однако она не знала верить ей или нет. — Такие уж люди-то были, — шумно вздохнул Фодя и повел ушами. — Может быть, племя такое. Их всех на завод и прислали. Хотя говорят, грамотные уже были… Но дело не в этом, Люда. — Мефодий закашлялся, и голова его опустилась, точно в пустыне. — Кто мать свою съест, тот, помимо греха, как бы в оборотную сторону пойдет… Против всего движения. — Ой, бредишь ты, Фодя, про Ирку, ой, бредишь, — пробормотала Люда. — Она жить слишком хотела, потому и померла. Сам сказал. — Да, сказал. И это точно. Етого от ее никто не отымет. Ее натура. Но может быть, все бы обошлось, если бы она — хоть и не по своей воле — свою мать не съела. Через это она совсем несчастная и невинная вышла, а проклятие висит… На безвинной — проклятие. Да, не в проклятии дело, шут с ним, с проклятием, а в оборотном повороте. — Замудрил, дедуся, замудрил, — раздраженно ответила Люда, ужасаясь Иркиной судьбе. — Многие знают эту историю, и никто про такое не говорил. Первый раз от тебя такое слышу. Поменьше с тенями якшайся. Она почувствовала невероятную жалость и обиду за Ирочку: если еще это на нее навалилось?! Трехнуться можно, а она вон какая здоровенькая была, аппетитная… — Дедушка, — умоляюще обратилась она к Мефодию. Тот опять прыгал головой вниз вокруг пня, — да не говори ты такие вещи. Твои тени все напутали. Не может быть, чтоб на дите столько всего… — Бог милостив, — пробормотал Фодя, прыгая вокруг. — Еще не такое бывает, девушка! Мир-то вон как велик! Планета! — уважительно прикрикнул он. — А дедусей меня не называй! — Хорошо, хорошо, — почти истерически выкрикнула Люда. — Да присядь, Фодя… Неугомонный! Фодя присел. Задвигались где-то далеко машины, люди, слышны были крики. За забором монотонно лаяла собака. «Первый раз слышу такой лай», — подумала Люда и сказала: — Фодя, а что мне делать-то?! Хочу Ирке помочь! Мефодий даже вздрогнул (по-человечески) и подпрыгнул на скамье. — А кто ты такая будешь-то, чтоб людям с того света помогать?! Мы, девушка, кошке и то по-настоящему помочь не можем, ибо когда загадано — тогда и помрет, хоть квасом ее пои… — Ишь, мудрый какой. А что ж ты прыгаешь тогда, Фодя, так часто? Небось неспростра гимнастику свою тайную делаешь? Скрываешь что-то! Нехорошо обманывать младших. Помолчали. Потом Мефодий спросил: — А почему тебя тянет ей помочь? Ты ведь иная, чем она! — Да иная. Но все равно тянет. — Молись. Только как надо. Верное средство, старики говорят. — Да я боюсь, уже осуждена она. — Фодя даже рот разинул. — Что же ты, супротив самого осуждения хочешь ей помочь? По своей воле?! — Ага. Мефодий прыгнул уже по-нехорошему. — Ну и девки ноне пошли, — покачал он потом головой, подсев к ней. — Не пойму… Мы ведь, девушка, люди простые, и против бога там или черта — ни-ни. А ты вонна что задумала — супротив мирового порядка. Ишь, чаво захотела. — Думаю я, Фодя, что, кроме мирового порядка, есть все-таки, как бы тебе сказать… какой-то ход вне всего, пусть и ни на что не похожий… Как бы тебе объяснить. Скажу уж по-моему, по-научному, как ты говоришь… В любой истинной духовной Традиции есть место для того, что выходит из Традиции, не вмещается в нее, и то же можно сказать о Космосе, о мировом порядке. Не ладно говорю? Фодя неопределенно качнул головой. — Повтори. — Лазейку, короче говоря, ищу, дыру в Космосе. — Ого, — Фодя взвился, вдруг на глазах воссияв, словно проскочил за один миг несколько перевоплощений. — Да ежели ты иль какой-нибудь еще человек такую дыру найдет, неужели ты на такую дурь, как Ирка, или на еще какое существо будешь ее тратить?! Окстись! Да за такое… за такое… Вот что, Людок, — вдруг смягчился он, обомлев. — Забудь об Ирке, а? Не твое дело. Мировой порядок не черт, потрепет ее как надо — а потом отпустит. Глядишь, девка когда-нибудь и ангелом станет. А о дыре забудь. Не под силу человекам это… Давай-ка лучше хряпнем кваску, и я тебе о Настеньке расскажу. Она ведь упокойникам не помогает против правила, не меняет их нутро — разве это можно! — она их жалеет, и… тссс… тссс… |