Книга Собрание сочинений. Том 3. Крылья ужаса. Мир и хохот. Рассказы, страница 38 – Юрий Мамлеев

— Так это вы брат Станиславу?

— Я брат, — рассвирепел Андрей. — А что это значит? — он указал на фотографии. — Вы что, маньячка? Его нет, а вы маньячите?! Он пропал, исчез неизвестно куда!

— Ну и что?

— Как ну и что?!

— От Станислава Семеновича этого можно было ожидать. А вы не хамите, молодой человек, а то я вызову милицию! А почему ваш приятель все время молчит? Он убийца?

— Вы мне ответьте на вопрос: кто вы брату моему? У него жена и брат есть, а вы кто?

— Не вашего ума дело, молодой человек. Я вызываю милицию, хоть убейте!

— Пойдем, Андрюша, — печально произнес вдруг дядя Валя. — Она сумасшедшая, а может быть, еще похлеще. Ты посмотри, что на всех фотографиях написано, ослеп, что ли?

Андрей стал всматриваться. На всех фотографиях черным по белому было написано: «Моя смерть».

— Это значит, Станислав — ее смерть, — надул губы Андрей.

— Пойдем, пойдем, дружок, ничего мы здесь не найдем, кроме смерти, — нетерпеливо сказал дядя Валя.

Глаза старушки засветились. И они вышли на улицу.

— Надо было б порасспрошать. Когда видела его, например? — бормотал Андрей. — Давай вернемся.

— Да ничего она не знает, Андрей. Плохой ты психолог. Посмотрел бы лучше в ее глаза пристально: там светится только смерть. Может быть, вечная, — прошептал дядя Валя. — Пойми только меня правильно.

— Всех правильно понимать — с ума сойдешь, — осерчал Андрей. — Я брата ищу, а не старушку.

— Надо в пивных порасспрошать, Андрюша. Правда, сейчас пивных-то в старом понимании — нет. Тогда там собирались те, кто все знал, что творится в Москве и в подполье. А теперь что? Одна тупая буржуйская сволочь. Надо бы пройтись по сумасшедшим домам и снова — по моргам.

— Морги и так проверяли, не каждый же день их проверять. Человек каждый день не умирает. И больницы Алла проверяла. А вот сумасшедшие дома — нет!.. Правда, правда, Валентин! Брат нередко в транс впадал, может, его за безумного и приняли! Бежим!

Но бежать было некуда. Сначала нужно звонить, убеждать, выяснять.

Шли дни. В солидной психиатрической больнице издевательский старческий голос дежурного врача вывел Андрюшу из себя.

— Вы все ищете, молодой человек. Говорите, брат пропал. Так в психиатричках не пропадают, здесь живут. И подолгу. Вас самих, я слышу, надо к нам направить!

— Эх вы! У брата один только я, наши родители померли! Людоеды вы, больше никто!

Так шли дни. И наконец дядя Валя убедил-таки Андрея опять пройтись по моргам.

— Чем черт не шутит, — твердил он. — Морг — дело широкое, всеобъемлющее. От морга, Андрюша, никогда не отказывайся!

— Я и не отказываюсь, — угрюмо ответил Андрей. — Пройдемся и по мертвым.

— Вспомни этот стих, Андрюша:

— Так и мы, дорогой, — прослезился дядя Валя, — ищем то, что исчезает, чего нет. А уж вечной тьмы нацелуемся.

— Пойдем смотреть узоры пустоты, — помрачнел Андрей, но как-то весело.

С моргами, однако, оказалось несложно. Администрация там была услужливая, полупьяная и где-то заботливая. По телефону — на все вопросы отвечали, вникали в детали.

— Пропадают, пропадают, — вещал как-то далекий голос. — Но из пропащих к нам в морг редко кто попадает. Куда они пропадают — не поймешь, в воздухе, что ли, растворяются. Вы не в ту службу обращаетесь, вам надо найти тех, кто все знает. А мы все не знаем, мы тихие…

Один раз удалось даже просто, без телефонного звонка, зайти, но внутрь не пустили.

— В бумагах его нет — что же вы лезете к нам? Да еще вдвоем. У нас безымянных на данный момент нет, — возмутились в этом морге. — Хотите лицо? Думаете, что по подложным документам сюда попал, ваш-то? Такое бывает. Но то дело особое. К начальству надо идти. Объяснение писать. Так, мол, и так. Родственник шалил или его шалили…

Андрей махнул рукой: не пускают так не пускают. И через неделю энергия его выдохлась. Он загрустил. Хотя Андрей параллельно поиску работал, даже кутил, но почему-то как во сне. «Это не просто потому, что брат, — все время назойливо думал он. — Мало ли братьев умирает, в конце-то концов. Тут что-то особое, не наше».

Дядя Валя пел. Он любил петь, когда что-нибудь кончалось впустую.

«Жизнь рассосет все», — думал он.

И дни крутились. Ксюша возмущалась, что куда-то пропал Степан. «Да никуда он от нас не уйдет, — возражала Алла. — Просто встретил кого-нибудь из полунепостижимых. Знаешь сама, его тянет».

А еще через несколько дней сестры пересеклись с Леной в том же застекленном кафе у метро «Парк культуры». Лена на этот раз была со своим Сергеем, а Ксюша — со своим толстячком Толей. Уютно расселись впятером в углу.

Алла сразу взяла быка за рога:

— Нил Палыч сподобил появиться. Ведь он обещал с нами поговорить, да все откладывал.

— Жутью от него веет и сыростью, — заметил Толя.

— И что же? Что-нибудь жутенькое брякнул? Новое? — спросила Лена.

— Удивительно, в принципе, ничего нового. А мы-то ожидали дикого откровения. В основном все то же, дескать, на событии лежит печать некоего извращения, а что за извращение — не известил.

— Да, может, он сам не знает, — вмешалась Ксюша, отпивая пивко. — Чует, что извращено, что сдвиг какой-то произошел, а в чем дело — не дано ему знать…

— Короче говоря, — вздохнула Алла, — ничегошеньки он о Стасе не знает, в плане где он и что. Во всяком случае, нам не говорит, может быть, скрывает…

— На него это похоже, — вставил Толя.

— Его не разберешь, — продолжала Алла. — Действительно, сырой какой-то, мокрый, а ведь дождя не было. Одним словом, подтвердил ситуацию: нам не нужно туда влезать. Дескать, подождать надо, если раскроется, то само…

— Что ж, он прав, — пожала плечами Лена. — А кстати, я звонила Самой.

— О господи! — только и воскликнула Ксюша. — Даже холод по спинке прошел.

— Но она стала меня бояться. Встречаться не хочет, — проговорила Лена. — Только визжит по телефону и некие тексты из оккультных книг шпарит наизусть…

— Как смешно! — улыбнулась Ксюша. — Мы-то вас не боимся, а я ее боюсь, нервно, конечно, только, не метафизически…

Лена расхохоталась.

— Но вы же свои, мы с вами из одной бездны, а она — совсем из другой…

Сергей посмотрел на Лену.

— А я скажу одно: чем больше знаю свою жену, тем больше поражаюсь ее непостижимости. Я скоро стану ее тенью — вот и все. Все мои книжные знания, Рене Генон и прочее, так и останутся книжными, не перешли они в другое качество…