Онлайн книга «Игра начинается»
|
Мартин не желал прислушиваться к телепатическим советам сверху. – Говоришь так, будто предстоит адский денек. – Нет, что ты. Давай просто назовем это «серьезным испытанием». Мартин задумчиво качнулся. Потом задал вопрос, от которого Броган чуть было не взвыл в полный голос: – Почему тебе так не нравится Габриэль? Колетт взглянула на часы. – Ты никуда не торопишься? – Нет, правда. Что с ней не так? – Ты всерьез рассчитываешь услышать честный ответ? – Да. Ну же, говори. – Мартин, она вертихвостка! – Вертихвостка? – переспросил тот, словно не понимая, о чем речь. – Да. Вешается на шею, строит глазки… Как там еще принято говорить? При каждой встрече пытается залезть тебе в штаны. И, что хуже всего, даже не замечает, что я вообще-то рядом и все вижу. Мартин сдавленно хихикнул: – Да, она такая. Причем со всеми. Колетт предупреждающе выставила палец. – Нет, не со всеми. С Терри она себя так не ведет, а уж с Лайамом – тем более, хотя знает, что он по ней сохнет. – Ну… они оба вольные пташки. – Ты ее вдобавок защищаешь? Что, мол, ее развязное поведение – и это еще мягко сказано – вполне естественно, потому что к заядлым холостякам она в трусы не лезет? Фраза получилась настолько длинной, что ее смысл не сразу дошел до Мартина. Когда же он наконец в ней разобрался, то выдал фееричное: – Терри с Лайамом – не заядлые! Колетт покачала головой. – Ты как хочешь, а я спать. Но позволь предупредить в последний раз. Завтра вечером Габриэль заявится к нам в платье с вырезом до пупка, с торчащими сиськами и такими ядрено-красными губами, будто яйца из куриных поп высасывала. Она начнет… – Какие яйца, ты что… – Не перебивай! От нее будет вонять духами так, что носорога свалит. И она сядет к тебе так близко, что не поймешь, где твои ноги, а где – ее. И я тебя предупреждаю, Мартин: если хоть раз глянешь ей ниже шеи, если у тебя в штанах хоть разок шевельнется, я возьмусь за ножницы, отчекрыжу все под самый корень и повешу твои бубенцы вместо дверного звонка. Тебе все ясно? Хотя тирада вышла еще длиннее прежней, Мартин осознал ее смысл гораздо быстрее. – Получено и принято. Завтра вечером увидишь, что я веду себя как пастор. – В свете последних событий не сказала бы, что это хорошо. В любом случае я тебя предупредила. На этом все. Колетт принялась расстегивать блузку. Броган, пялясь на нее во все глаза, вдруг понял, что Габриэль – это та брюнетка с фотографии, в декольте которой пялился Мартин на вечеринке в честь награды. Этот снимок был для Колетт своеобразной уликой – она могла предъявить его, если б Мартин отнекивался от обвинений в распутстве. Кстати, о распутстве… На Колетт оказалось очень красивое белье. Понравилось не только Брогану. – Ты сегодня секси, – сказал Мартин. Столь неуклюжая попытка вернуть ее расположение вызвала у Колетт лишь презрительную гримасу. Она погрозила Мартину пальцем: – Не-а. Не думай даже. Я тебя не подпущу, пока у тебя в мыслях другая девка. Она взяла ночную рубашку и вышла, решив переодеться в ванной. Мартин какое-то время стоял один, покачиваясь на пятках. В конце концов принялся раздеваться. Натянул пижамные штаны и залез в кровать. Отключился он прежде, чем уронил голову на подушку. Вернувшись, Колетт постояла немного, глядя на храпящего в отключке мужа. Буркнула: – И думать о таком больше не смей, Казанова. Она обошла кровать, забралась под одеяло. Еще раз посмотрела на Мартина, нахмурилась и взяла книгу. Да! Книгу! Наконец-то! Сам вижу, не слепой. Молодец. Просто я волнуюсь за нас обоих. Броган смотрел, как Колетт переворачивает страницы в поисках закладки. На лице у нее пронесся целый спектр эмоций: от удивления и замешательства до отчаяния и гнева. Колетт покосилась на комод. Потом на книгу. И на Мартина. – Вот сволочь… – прошипела она. И повторила уже громче: – Сволочь! Пихнула его в грудь. Тот заворочался, недовольно фыркая. – Что такое?.. – Тварь! – едва ли не выкрикнула Колетт. Мартин потер лицо и заморгал. – Что еще я натворил? Если опять из-за Габриэль, то, клянусь… – Нет, долбаная Габриэль ни при чем. Вот! Колетт вытащила закладку из книги и потрясла ею перед затуманенными глазами мужа. – Фотография, – догадался тот. – О, Джереми… – Именно! – рявкнула Колетт. – И?.. Броган зажал рукой рот, чтобы не засмеяться вслух. До чего здорово вышло. – И что? – переспросил Мартин. – Я-то тут при чем? – Мартин, не смешно! Не знаю, что за игру ты затеял, но… – Постой-ка, – начал Мартин. Он сел, моментально протрезвев, словно спирт у него в крови вдруг разом выгорел. – Ты о чем вообще говоришь? – О фотографии! Зачем ты засунул ее мне в книгу? – В книгу?.. Прости, Колетт, но ты меня совсем запутала. Фотография Джереми лежала у тебя в книге? – Да! И ты единственный, кто мог ее туда положить! Мартин недоуменно нахмурился. – На хрена мне класть фотографию Джереми тебе в книгу? – Откуда мне знать! Не знаю даже, зачем ты вообще доставал ее из коробки. Мартин привстал на колено, с каждым словом повышая голос: – Я не лазил в твою гребаную коробку! – Кто-то же лазил. Вчера вечером я нашла ее на полу. Ты уронил, наверное, и не заметил. – Я уронил? А почему именно я? И что значит «нашла на полу»? – Ровно то, что значит. Фотография лежала на полу. – Где именно? Колетт откинула одеяло, встала и, чеканя каждый шаг, подошла к комоду. – Вот здесь! – В этой щели? Там ты нашла фотографию? – Да! – И куда ты ее дела? Из Колетт, казалось, выпустили весь воздух. Из обвинителя она вдруг стала обвиняемой и принялась оправдываться: – Я… подняла ее. И положила в ящик. Колетт замялась перед ответом, и Мартин, как умелый адвокат, сразу это заметил. |