
Онлайн книга «Алый закат в Лейкхерсте»
— Идите, товарищ Шапошников, и после сборов поспите, уважаемый, хотя бы с часок. Уже через месяц весь состав Ставки вынужденно переселился в подземный центр стратегического управления вооруженными силами на станции метро «Кировская». Спецслужбы проследили, чтобы безупречно оснащались связью и всем необходимым для работы кабинеты как самого председателя, так и членов СВГК: прежде всего хорошего стратега, маршала Советского Союза Шапошникова Бориса Михайловича, обладающего недюжинным острым умом, а также оперативной группы Генштаба и управления Наркомата обороны, куда входили различные армейские чины рангом пониже. Трудились члены Ставки усердно и днем, и ночью, выкраивая скупые пару часов отдыха лишь ближе к утру. На рассвете мороз особенно крепчал. Но сидеть постоянно в подземелье, конечно же, тяжко, и люди хотя бы изредка (между бомбежками), вопреки приказам службы безопасности, выходили наверх, подышать морозным воздухом. Декабрь лютовал и в Москве. Но в кабинетах Ставки из-за горячих дискуссий маршалы и генералы потели, словно в разгар летнего сезона. Ночной режим бодрствования Сталина требовал приема посетителей также и в поздние часы. У дверей кабинета Ворошилова в очереди сидел неприметный человек, ничем не выделяющийся на фоне других таких же сотрудников разных организаций, ожидающих приглашения к начальству. Это был старый астроном и пенсионер Пётр Лукич Зимин. В пенаты Верховного главнокомандующего его привела должность парторга ячейки коммунистов из Пулковской обсерватории. В руках он держал зеленую папку с докладной по недавнему эксперименту Кедрова с его «Зеркалами» и подробным техническим сопровождением. — Зимин Пётр Лукич, можете пройти! Климент Ефремович вас ожидает, — молодцевато сказал секретарь в военной форме лейтенанта НКВД. Он частенько упоминал имя и отчество шефа, чтобы посетители со страху не забыли, как следует величать хозяина кабинета. — Да-да, иду, — ответил Зимин, прижав зеленую папку к груди. Он по-стариковски поднялся со стула с мягким сиденьем, но жесткой деревянной спинкой. Выпрямил спину и втянул живот, чтобы выглядеть «по форме». Петр Лукич немного нервничал, но старался не показывать волнения. На негнущихся ногах он вошел в кабинет: — Здравствуйте, Климент Ефремович, — громко сказал Петр Лукич, теребя завязки на папке. — У меня докладная записка по эксперименту чрезвычайной для обороны страны важности. — Так-так-так, значит? Хорошая новость! Наука не дремлет, и это правильно! Что ж, присаживайтесь, Петр Лукич, сюда, ближе, я не кусаюсь. Технические новинки я весьма люблю и уважаю. Рассказывайте, но как можно подробнее, — с интересом посмотрел Ворошилов на вошедшего. Тот был в строгом сером костюме и брюках, заправленных в большие латанные валенки. — Замерзли небось? Петр Лукич присел на указанное место и кивнул: — Мороз нынче не шуточный. Пока Зимин развязывал папку и доставал документы, хозяин кабинета снял трубку и по телефону внутренней связи почти по-домашнему сказал: — Егорушка, сделай-ка нам чайку, и покрепче, пожалуйста. Ворошилов схватил листки и уже жадно читал документы, между делом слушая собеседника. Петр Лукич четко и ясно пересказывал ход первого и двух последующих экспериментов. Как исчезали предметы, помещенные в фокус зеркал. Как взвизгнула, поднялась в воздух и бесследно растаяла на глазах серая мышь, пойманная институтским котом Пушком. — Так, Петр Лукич, объясните мне еще раз, как вам удалось из блокадного Ленинграда попасть в Москву? Немец бомбит по семь раз на день, кольцо блокады сужается, все тайные тропы для ленинградцев перекрыты. Ладога и та под прицелом врага постоянно. Там мышь не проскочит. — Мыши и те бывают разными, — Петр Лукич открыто посмотрел Ворошилову в глаза, отхлебнув горячего чаю. — Я старый астроном и ученый, специалист, так сказать, по звездам, но никак не изобретатель. Это у нас Кедров один такой смышленый. Зато я отважился и стал первой лабораторной мышью или, если хотите, первым кроликом, на котором наш коллектив испробовал установку «Зеркала Кедрова» по заброске на «дальнее расстояние». Назовите результат опыта чудом. Правда, я бы не сказал, что так уж далеко меня и забросило-то; всего лишь из лаборатории на чердаке института в коридор подвального помещения. — Штаны, как, сухими остались? — лукаво подмигнул маршал. — Страшна неизвестность, точно так. Отделался я тогда легким испугом, но ей-ей, вы безусловно прозорливы. Из подвала я едва добежал до нужника. Вот как-то так. А потому мы вынуждены были слезно просить у администрации Ленинграда одно местечко в санитарном самолете, направлявшемся через линию фронта в Москву. Климент Ефремович, вы помните, наш Кедров звонил вам по телефону пару дней назад? Ворошилов почесал макушку пятерней и тоже отпил чайку из стакана, пососал кусочек сахара: — Хм... Однако. Действительно, именно два дня назад я имел странный разговор по межгороду с астрономом из Ленинграда. Из бурного монолога гения, честно скажу, я как-то абсолютно ничего не понял. Ваш Кедров, если не ошибаюсь, Константин Иванович, тогда пообещал, что вскоре ко мне придет человек, делегированный коллективом астрономов Пулковской обсерватории. Ага, так вы и есть тот самый человек от «сумасшедшего» астронома Кедрова, я верно понимаю? — Точно так, товарищ Ворошилов. — Стоп-стоп. Давайте будем толковать без официоза и по-простому, по-домашнему, что ли. Вернемся к нашим баранам, то есть в начало истории с Зеркалами. Хотите сказать, что устройство может переместить человека не только в пространстве, но и во времени? — Кедров сделал расчеты; они набросаны там, на последней странице. — Петр Лукич, объясните пожалуйста на пальцах суть этого процесса. — Извольте, Климент Ефремович! Вы физику и астрономию в школе проходили? — Обижаете. — Ну так вот... Разговор длился без малого два с половиной часа. — Петр Лукич, вас проводят в комнату отдыха: не стесняйтесь, отужинайте. Уж не обессудьте, чем богаты, тем и рады! И постарайтесь соснуть. Завтра я переговорю с кем следует, и если дадут добро на испытания устройства Кедрова, то мы вновь обсудим это же, но в составе более широкой комиссии. Согласны? — Конечно же, Климент Ефремович, я за этим к вам и прибыл. — Ну и ладненько, — Ворошилов пожал руку посетителю и поднял трубку внутренней связи. — Егорушка, зайдите ко мне. Ворошилов подождал секретаря, пока тот войдет в кабинет, а между делом забрал у Зимина зеленую папку и вложил туда полученные документы. Дверь отворилась: — Куда прикажете, Климент Ефремович? — Да как обычно, в комнату отдыха. — Есть! Ворошилов повернулся и сделал жест рукой Зимину: — Следуйте за Егорушкой, и доброй ночи! — И вам доброй ночи, Климент Ефремович, — откланялся Петр Лукич. |