Книга (без) Право на ошибку, страница 16. Автор книги Дарья Вознесенская

Но не время сейчас смаковать обиды. И не время думать, как воспримет мое поведение местное общество — мало кто из «элиты» знал меня. И даже если узнают — я только подтвержу свою репутацию.

Я снова повернула лицо к мужчине и задрала подбородок, чуть прижимаясь к нему, чувствуя, как его потряхивает, вкладывая в свой взгляд полную готовность пойти за ним куда угодно.

Удалось с трудом — больше всего мне хотелось растерзать его на месте. Но мое терпение стоило того. Бешеное выражение в его глазах сменилось на похоть.

— А есть ли разница, если сегодня я уйду с тобой?

Расширившиеся зрачки были лучшим ответом.

— В какую игру ты играешь, На-астя? — хриплые и прерывистые звуки ласкали мои уши.

Бинго.

— О, поверь, я еще и не начинала играть. Но если ты отвезешь меня сейчас в свой отель, я готова показать тебе все уровни.

Михаил

Она была здесь.

Я заметил ее сразу, как пришел. Может потому, что она засела в моей голове со вчерашнего вечера и все время стояла у меня перед глазами — и я просто искал физическое подтверждение своей нормальности?

Начать страдать зрительными галлюцинациями ближе к сорока не входило в мои планы.

Тело дернулось, будто в попытке подойти к ней, но я не позволил.

Вчера уже «сходили». И как результат — почти бессонная ночь и полное нежелание трахать парочку податливых малышек. Так и импотентом недолго было стать.

Я не понимал, что в ней такого, что я до сих пор так ее хотел.

Ладно, тогда мне льстило, что я был первым у мышки и научил ее многому. Первооткрыватель, мать его. Но мне и пришлось расплачиваться за это по астрономическим счетам.

Но сейчас, когда она превратилась в одну из безбашенных шлюх с большими амбициями и гонором — зачем она нужна была мне сейчас?

Пусть не мне, телу, но…

Пантера вдалеке рассмеялась и повела головой, отчего ее волосы, уложенные в небрежный пучок, мазнули по голому плечу.

Стоявший рядом престарелый старпер похлопал ее по этому самому плечу, а я чуть не раздавил стакан, который держал в руках.

И отвернулся.

Льстило тогда? Ха. Да я с ума сходил по ее телу и невинности, постепенно сменяющейся настолько порочным вожделением, что меня вело от одного ее взгляда.

И ничего не изменилось.

Просто девочка выросла. И стала не то чтобы равным мне противником, но далеко не ведомой в этой партии.

Хотя когда она была ведомой?

Это мне казалось, что я управляю ситуацией.

Силой воли я заставил себя сосредоточиться на разговорах и тихих подсказках помощника. И даже кое-что уяснил — бизнес был для меня всегда на первом месте. Но я все время знал — она рядом.

Я снова налил себе и вдруг почувствовал чей-то взгляд.

Нет, не чей-то — ее взгляд.

Полоснувший меня не хуже ножа. Сначала по ногам, перерезая сухожилия, ну а потом в живот, чтобы кишки наружу и уже не дополз никуда.

Я медленно обернулся и вздрогнул.

Она не просто смотрела на меня — она бросала мне вызов. Всей своей позой, этим уродским жестом с бокалом, своей уверенностью.

Против воли я восхитился.

Бояться, ненавидеть, хотеть — это было нормально по отношению ко мне. Это было про людей.

Но ставить себя на один уровень со мной? Редко кто рисковал. А она не просто рисковала, она точно знала, как я отреагирую. И что я сделаю в следующий момент.

Это взбесило. Как и то, что я пошел прямо к ней. Влекомый этим взглядом и собственными ощущениями. Мне казалось, что я хотел наказать. Поставить ее на колени — не за прошлое, а за то, что вернулась ко мне не только в моих кошмарах.

А по сути я шел, чтобы быть наказанным самому.

Я приблизился вплотную — и эта дрянь даже не дрогнула. И только ехидно подняла бровь, когда я обвинил ее в преследовании. И спокойно бросила реплику про окружающих, как-будто мы долбанные английские аристократы, которым сначала нужно было поговорить о погоде.

Но она не была леди. А вот кто она теперь, мне вдруг стало интересно.

И в какую игру играет.

Я ожидал чего угодно, но уж точно не того, что произошло.

Точно не того, что она прижмется ко мне и откровенно предложит себя. Вот так, с размаху, без всяких реверансов. Просто изо всех сил опустит мне на голову кирпич и пока я буду стоять, совершенно оглушенный, уведет привязанного на невидимом поводке на стоянку.

Мы сели в машину, и я хрипло скомандовал водителю возвращаться в отель.

И с трудом расслышал звонок сотового.

Костя.

— Михаил Андреевич вы…

— Уехал. Пришлю потом за тобой. И до завтрака меня не трогать.

Я отключился чтобы не слушать дальнейшего лепета, и внимательно посмотрел на Настю.

Как ни странно, я не заметил самодовольной улыбки. Что подцепила меня, и что я оказался готов трахать ее всю ночь напролет в чем только что признался помощнику.

Она вообще никак не отреагировала.

Сидела прямая, как палка, и смотрела в окно. И это никак не вязалось с тем предложением, от которого я не смог отказаться.

Разве не должна она была продолжить соблазнять? Делать все те вещи, которые так любят делать бляди — облизывать губы, тянуть свою руку к ширинке, трогать себя — или меня?

Но она ничего такого не делала. Ее как-будто вообще не волновала вся эта история. Что раздражало, естественно, еще больше. Возникало ощущение, что это она меня подобрала на улице и везла сейчас к себе, чтобы удовлетворить свою похоть. А не наоборот.

Или все это с дальним прицелом? Как она там говорила — окрутить сначала кого-то здесь, а потом перебраться в Москву? И она действительно полагает, что я позволю второй раз обдурить себя?

Впрочем, раздвинуть ее ноги и снять, наконец, то напряжение, от которого я так и не смог избавиться самостоятельно, я был согласен. Глупо отказываться. Ну а дальше ее ждет сюрприз. Я получу по полной программе, получу все, что Настя могла дать мне — а потом выставлю из своего номера.

Мы продолжали молчать всю дорогу. Ей, похоже, нечего было сказать, мне — тем более.

Отель появился неожиданно быстро. Плюс не такого уж большого города. Я и не сделал попытки помочь Насте выйти — с этим прекрасно справился швейцар. Ему она кивнула и даже улыбнулась. Сука. Я такой улыбки не удостаивался. Похоже, переспать с кем-то ей стало проще, чем улыбнуться.

Я почувствовал, что завожусь. Что из меня лезет мое темное «я» способное к хренам собачьим снести всю гостиницу и этот город. Что за долбанным консервным ножом она обладает, если вскрывает меня, как жестяную банку, и достает наружу те эмоции, которых не может там быть?