Книга Паутина, страница 29 – Николай Свечин

– Я слышал, у них дело не заладилось, – уточнил Алексей Николаевич. – На Балканах уж точно.

– Там да, там они прошляпили, – подтвердил Шнауберг. – После Боснийского кризиса девятьсот восьмого года, когда турки обиделись на Австрию и Грецию, они объявили их товарам бойкот. И тут наши экспортеры получили шанс занять нишу. Мог бы выйти прорыв! Но русаки опять зазевались, европейцы как более организованные мигом наполнили своими тканями образовавшуюся пустоту. И все… Но в Персии иначе. Там РЭТ действует вполне успешно. Более того, наши по итогам прошлого года обогнали англичан! Общая стоимость русских тканей, поставленных туда, составила восемнадцать целых восемь десятых миллиона рублей. А британцы привезли только на четырнадцать с хвостиком. Успех, большой успех.

Лыков записал цифры и уточнил:

– Вы говорите, что учредители РЭТ – москвичи и иваново-вознесенцы. А я ищу питерца. Таких среди экспортеров вовсе нет?

– Один есть, – обрадовал сыщика финансист. – А именно – Товарищество Шлиссельбургской ситценабивной мануфактуры.

У Алексея Николаевича возникло ощущение, что во тьме наконец забрезжил свет…

– Можно подробнее об этом исключении? – попросил он.

– А что подробнее? Вас ведь интересуют главные владельцы и руководство?

– Разумеется.

Собеседник обескуражил сыщика:

– Вопрос не ко мне. Товарищество паевое, всех паев тысяча двести. Как они распределены, знают только в дирекции и еще в Министерстве торговли и промышленности. Вот недавно в состав пайщиков вошли североамериканцы. Они очень щепетильны в выборе партнеров, и вишь ты, доверились шлиссельбуржцам. Значит, там полный ажур.

– И все-таки, Карл Владимирович. Вы кредитуете РЭТ?

– В значительных объемах.

– А ситценабивную фабрику?

– Только два-три онкольных кредита на небольшие суммы.

Секретарь Учетного комитета понял ход мыслей сыщика и возмутился:

– Ну нет же, Алексей Николаевич! Мануфактура существует полтора столетия. Одна из крупнейших и старейших в стране. Большинство ее пайщиков – иностранцы. Главный директор Джеллибранд – британский подданный. И вы всерьез полагаете, что к управлению такой махиной может приблизиться уголовный элемент?

– В это трудно поверить, тем более простому обывателю. Но вы опытный делец. Оглянитесь вокруг – разве нет таких случаев?

– Ну, в Одессе, в Ростове – могу согласиться. Да в той же Москве. Но у нас в столице?

– И все же я, сыщик, вполне такое допускаю. Поэтому прошу вас собрать сведения о фабрике. А еще лучше об экспортном товариществе. Ведь именно оно торгует с Персией? И попробовать найти связь между этими фирмами. Если есть человек, входящий в руководство РЭТ от ситценабивной мануфактуры, – это очень интересно.

– Такой человек есть, – огорошил Лыкова финансист. – Его зовут Киамутдин Хабибуллович Халитов. Он директор по сопровождению экспортных операций. И одновременно доверенный Шлиссельбурга.

– Магометанин? Ну, вполне объяснимо, ему легче наладить отношения с единоверцами. Но что такое сопровождение операций?

– Это обеспечение их безопасности, – не моргнув глазом, пояснил Шнауберг. – Включая безопасность физическую, как товаров, так и людей.

– Карл Владимирович, что же вы раньше молчали? Обеспечение безопасности на Востоке – тонкая материя. Преимущественно ее могут гарантировать разбойники. Или военные. Ваш Киамутдин из каких будет?

Немец пожал плечами:

– Точно не скажу. Вроде бы он родом с Кавказа, имеет там связи по обе стороны границы.

– А человека по фамилии Махотин вы не знаете?

– Это один из его помощников. Видел я его один раз, мельком.

– Правду говорят, что он похож на головореза?

– Правду, Алексей Николаевич. Но он мелкая сошка. Знаете, эта торговля с Востоком… Там требуются люди особого сорта. Или он тебя, или ты его! Поэтому громилы вроде Махотина в цене. Говорят, у него там банда из курдских разбойников чуть не в двести сабель. Вот они и занимаются сопровождением экспортных операций.

Лыков заглянул в блокнот:

– Карл Владимирович, еще вопрос. В Москве Махотин представлялся доверенным фирмы «Продаткань». И тоже говорил про сохранность товаров, будто бы его лавочка может ее гарантировать.

– «Продаткань»? – переспросил осведомитель. – Впервые слышу. Что-то новое?

– Год назад уже была.

– Дозвольте, я наведу справку. Не является ли она пайщиком Шлиссельбургской ситценабивной мануфактуры?

Сыщик пожал плечами:

– Шут его знает. Вы деловой человек, вам и карты в руки.

Пришла очередь немца делать пометки в блокноте.

– Ну, – поднялся Лыков, – пора расходиться. Прошу вас ускорить наведение справок.

Он давно уже не платил агенту наградные, у них была система взаимной помощи. Но на этот раз Алексей Николаевич сказал:

– Прошу вас черкнуть расписку на сумму двести рублей, будто бы вы их от меня получили.

– Зачем? – насторожился немец.

– Да я тут порвал сгоряча картонки, заплатил из своих. А начальство не желает компенсировать.

Статский советник в общих чертах рассказал, что случилось в Москве с продукцией бутырских арестантов. Шнауберг посмеялся и дал нужную расписку. Уточнил только:

– А ко мне не придут от ваших и не спросят?

– Нет.

– А почему у меня кличка Студент?

– Ее двадцать семь лет назад придумал Благово. Для конспирации.

Закончив с одним осведом, Алексей Николаевич вызвал на встречу другого. Это был человек уже из уголовного мира. Звали его Захар Нестерович Суровиков. В молодые годы он слыл знатным забирохой, прошел шестилетнюю каторгу, бежал с поселения и укрылся в столице под чужим именем. В преступной среде имел зловещую кличку Адамова Голова. То ли за раннюю лысину, то ли за жестокость… Лыков случайно обнаружил его в тысяча восемьсот девяносто восьмом году, когда дознавал убийство ювелира Дель Прете. Суровиков перепрятывал похищенное золото и должен был снова отправиться на каторгу как соучастник. Он дал полное признательное показание и помог сыщикам. Алексей Николаевич не стал открывать следователю настоящее имя кувыркалы ^[39], пожалел настрадавшегося человека. Тот прошел по суду не как рецидивист, а как впервые попавшийся, и получил вместо каторги арестантские роты. Отбыл срок, через четыре года запрета вернулся в Петербург. И сам пришел к Лыкову и предложил себя в качестве осведа. Уже немолодой, наевшийся тюрем, Захар Нестерович вел тихую с виду жизнь владельца мелочной лавки на Лиговке. В задние комнаты по пятницам он пускал местных громил, которые резались в трынку. Получал за это десять процентов с банка, а еще подслушивал разговоры игроков. Его не опасались и болтали обо всем откровенно. Иногда Лыков получал от него ценные наводки.