— Ильенграсс, — мечтательно вздохнул Гурдин, приложив морщинистую ладонь к шероховатой древесине, — дар Хранителей и их проклятие нашему роду.
Любопытство буквально грызло меня изнутри, но пояснений от старца не последовало. К моему безграничному счастью, рассказ начала Жин:
— Это легенда, Ниа, не лишенная доли правды, потому что все ир'шиони и по сей день расплачиваются за ошибку предков.
— Одного из них, — глухо уронил Гурдин, обнимая могучее древо, словно просил его дать сил.
— Одного или многих, никто уже и не помнит толком! — говорила Тижина дальше. — Мы храним в памяти только легенду. Когда-то давно все ир'шиони, или по-иному демоны неба, имели крылья, — (я невольно содрогнулась, припомнив чудище, увиденное через окно). — Жили они в небесных чертогах и служили Хранителю неба Хелиосу. Поднимали солнце, управляли стихиями, наблюдали за людьми. Так продолжалось тысячелетиями, пока по какой-то причине ир'шиони не вступили в открытое противостояние с са'арташи, да не уничтожили демонов бездны. Вот тогда Ур разозлился и обратился к Хелиосу, дабы тот наказал самоуправцев. Хелиос подумал, бросил взгляд на землю и приметил там пустующий край перед Разломом, который отмечал границу владений многоликой и изменчивой Некриты. Сюда, на каменный пятачок со скудной растительностью, были изгнаны оставшиеся в живых ир'шиони, включая младенцев и стариков. Хищные звери, голод, безумные твари с другого берега Меб, земные болезни — вот малая толика того, что пришлось познать моим предкам, чтобы выжить. Мудрые женщины взмолились всем Хранителям, а одна из них — жена первого лорда дала обещание и тотчас выполнила его. Гериана попросила сестру отрубить свои прекрасные белоснежные крылья и не вскрикнула ни разу, пока Диаль неумело махала топором. За правительницей и другие женщины приняли решение отказаться от крыльев, безжалостно срубая их друг у друга. Говорят, девушки и девочки тоже молчаливо глотали слезы, не рискнув привлекать внимания мужчин, мучаясь от ужасной боли. Когда мужья, отцы, деды, братья и прочие мужчины увидели кровавую картину — не выдержали, и по их лицам потекли алые слезы. Это кровоточили раненые души. Хелиос, Люблина и Террия не смогли равнодушно смотреть на это зрелище и откликнулись на просьбу женщин — с небес на камни упала сотня семян, многие из которых проросли, давая жизнь могучим древам. «Ильенграссы» — назвали их ликующие поселенцы, что в переводе с древнего языка ир'шиони означает — «дарующие взамен». Вокруг рощи построили замок, но это были не все подарки Террии. Хранительница, зная, чего лишились женщины ир'шиони, преподнесла еще один дар, все камни этой земли покрылись плодородной почвой, выпустившей на свет тысячи растений. Но наше богатство это ильенграссы — сердце Нордуэлла, его защита.
Я с жалостью глядела на облетевшие деревья, гадая, от чего их ветви остаются сухими, спящими. Неужели весна не коснулась их солнечным лучом, не напоила талыми водами, разбудив от зимнего сна?
Размышления мои были прерваны Гурдином, он подошел и надтреснутым голосом попросил:
— Девушка, проводи меня к роднику.
Оглянулась на Жин, она кивнула, мол, веди его, я путь укажу. Под руку со старцем я шагнула в гущу деревьев, утопая по щиколотку в мягкой сухой листве. Тижина, неслышно ступая, бежала впереди.
На подходе к самому центру рощи, почувствовала себя странно: мне стало легко и хорошо, будто я в одночасье превратилась в легкокрылого мотылька, способного сорваться с ветром в полет, порхать с цветка на цветок, жить свободным от всех условностей. Здесь росло самое старое дерево, его ствол не могли бы обхватить и десять мужчин, толстенные ветви напоминали молодые деревца, а из-под могучих корней вытекал, звеня, ручеек. Во мне внезапно проснулась дикая жажда, и я непроизвольно облизнула губы.
— Налей-ка мне, девушка, попить, — попросил Гурдин, опускаясь на землю, — а потом и сама испей.
Я с недоумением осмотрелась, а Жин, стоящая позади, подсказала:
— На корнях стоит чаша…
Неспешно ступая, тихо шурша листвой, я подошла к ручейку, засмотрелась на прозрачную водицу, протягивая руку к серебряной чаше, тускло поблескивающей на особо выступающем корне. Ойкнула, потому что почувствовала мимолетный укол, а на кончике указательного пальца выступила капля крови. Смыла ее студеной водой, наблюдая, как алые пятнышки растворяются, исчезают, сливаются и бегут вниз по течению. Как околдованная замерла. В одном из небольших водоворотов мне показалось видение — роскошные каштановые волосы струятся по обнаженной женской спине, по которой скользят нетерпеливые мужские ладони. Ахнула, рассмотрев подробности, краснея, не замечая, как подношу палец ко рту, слизывая последнюю капельку крови. Я сама в колдовском видении творила нечто невообразимое. Откинув голову, закрыв очи, поднималась и опускалась над мускулистым обнаженным телом Алэра, бедра которого с силой двигались навстречу.
— Что за напасть! — рассердилась, схватила чашу и наполнила ее до краев, опуская в водоворот, прогоняя незваное видение.
Стремительно вскочила, расплескав половину жидкости на одежду, глядя только в землю, стараясь скрыть пылающие щеки.
Пара шагов от родника и взгляд мой упирается в начищенные сапоги, медленно поднимаю очи и вижу улыбающегося Алэра. Нервно подношу чашу к губам и пью, надеясь успокоить сбившееся дыхание и отчаянно бьющееся сердце.
— Ниавель, оставьте и мне глоток, — слышу просьбу жениха, произнесенную очень проникновенно, и вместо того, что грубо указать ему на родник, протягиваю чашу с остатком воды.
Алэр с жадностью пьет, а я быстро осматриваюсь, но ни Жин, ни Гурдина не замечаю, будто они испарились. Почему-то хочется убежать следом за ними, еще бы знать, куда они ушли. Оставаться наедине с женихом совсем нет желания. Слишком странно он себя ведет — то унижает, то ласкает, да и чувства во мне вызывает непонятные, пугающие. Я должна его ненавидеть, но после вчерашнего вечера вся ненависть и весь страх ушли, оставив после себя пустоту, которая заполнялась чем-то новым, непривычным для меня.
Убегать было глупо — от судьбы не спрятаться, потому покорно ждала, изображая из себя трепетную лань, прислушивающуюся к осторожным шагам охотника. Одно неверное движение — и зверь сорвется с места, теряясь в густом лесу. Алэр приблизился, не вплотную, но так, что я отчетливо слышу его дыхание, остановился, но не произнес ни слова, не нарушая мирную обстановку рощи.
Рискнула поднять взор и утонула в обжигающем взгляде голубых омутов, а жених неожиданно спросил:
— Я могу вас поцеловать?
Решил сменить тактику? В чем-то демон прав, унижая будущую жену, он не добьется ничего, кроме ненависти. Помнится, Алэр что-то говорил об уважении, а я рассудила, что будет проще, если покажу свою слабость, беспомощность и покорность судьбе. Стоит признать, приручая меня, постепенно обольщая, а, не просто беря то, что по сути уже и так принадлежит ему, Алэр поступил умно и возвысился в моих глазах.
Кивнула и прикрыла веки, борясь с инстинктами, полученными в Золотом замке.
