Книга Обет без молчания, страница 10 – Ольга Володарская

— Да мне плевать. Катись отсюда!

— Мы родственники.

— И что из этого? У меня их много. Все твари, даже сын. А тебя я вообще знать не хочу.

— Зря. Может, я вам сгожусь?

Старик фыркнул. Он был без зубных протезов, и слюни полетели в разные стороны.

— Начнем с ваших любимых ракушек со шпинатом?

— А я думаю, чем так вкусно пахнет, — пробормотал Фредди. — Ладно, заходи, но ненадолго, — и повел его в свою квартиру.

Когда они оказались там, он раскурил трубку. Присосался к ней своими морщинистыми губами, затянулся. Затем взял чашку с кофе, уже остывшим, и стал пить. Гостю не предложил ничего, даже воды.

— Меня зовут Киром, — представился Хан.

— Мне плевать. Лучше скажи, чем ты можешь быть мне полезным? Булки я сам себе куплю, а если не смогу доковылять до пекарни, мне их доставят. — При этом он вынул из пакета ракушку и начал ее мусолить.

— Я коллекционирую ножи, являюсь экспертом в этой области. А ваш дед имел свою кузню.

— У меня и сын этой ерундой страдает. Неприбыльное дело — он весь в долгах. А ты чей, говоришь, внук?

— Людовика.

— Который сгинул в советском плену?

— Не совсем так. Он прожил пусть недолгую, но счастливую жизнь: женился, зачал ребенка.

— Да-да-да. Все мы такие, счастливцы, — хмыкнул старик и с наслаждением затянулся. — Табак просто чудо. Раньше не курил вообще, а на старости лет стал получать удовольствие от этого занятия.

— Так вот, я коллекционирую ножи, — напомнил Кир. — И если у вас завалялись какие-то экземпляры, я готов их купить.

— Из «Икеи» подойдут?

— Нет, я имею в виду старые, те, что еще ваш — наш — предок изготовил.

— Да понял, я понял. Нет у меня этого барахла.

— Жаль. Я купил бы за очень приличные деньги.

— Не за тем охотишься. Ножи, что мой дед ковал, товар бросовый. Ты бы лучше поискал еврейское золото!

— В нашем роду были евреи?

— Бабка сейчас в гробу перевернулась, — проворчал Фредди. — Она была антисемиткой. Поэтому сына, который укрывал у себя в доме Абрамов да Сарочек с их детишками, прокляла. Именно она настучала на него военной полиции. Думала, евреев заберут и отправят в лагеря, а сына припугнут. Но его расстреляли как врага Третьего рейха.

— А при чем тут золото?

— Последними, кому дядя помогал, были Голдберги. Глава семьи занимался изготовлением эксклюзивной посуды, на которую наносилось сусальное золото. Как считаешь, имелось оно у него? И во что переводилась прибыль в период инфляции? — Кирилл покивал. — А когда ты подаешься в бега, то берешь с собой ценности. Причем те, что много места не занимают. На мебель — плевать. Если есть картины, то они вынимаются из рам и скручиваются. Даже столовое серебро многие переплавляли в плоские слитки. С ножами, вилками намучаешься, а куски металла можно вшить в одежду.

— Это все понятно. Но разве добро Голдбергов не изъяли при аресте?

— Оно не обнаружилось. Значит, было надежно спрятано, скорее всего, дядей. Мы с матушкой, покойницей, считали, что он не просто так помогал евреям. Кто будет рисковать жизнью за идею?

— Многие так делали, — заметил Хан, но старик пропустил его реплику мимо ушей.

— Брал мзду с жидов, точно.

— Это оскорбительное слово. Не употребляйте его, пожалуйста, — Киру оно резануло слух. Хотя к тому, что его русской свиньей обозвали, отнесся спокойно. Парадокс!

— Лично я ничего против евреев не имею. В отличие от бабки, но она дитя своего времени. Тогда антисемитизм был нормой. У нас, в Германии, точно.

— Знаю. Я по образованию историк.

— Еще один потомок Хайнца с бесполезной профессией, — хмыкнул старик.

— А вы кем работали, можно узнать?

— Снабженцем. Поставлял на социалистические стройки все: от техники до питьевой воды.

— Хорошо зарабатывали?

— Прекрасно.

— Но живете в подвале, который вам от матери достался, — не смог смолчать Кирилл.

— Думал меня подколоть? — закашлялся Фредди, или, как оказалось, рассмеялся. — Но я обожаю это место. Я тут вырос, и в этом подвале мне даже воздух, чуть спертый, нравится. А что касается заработка… Мы жили в ГДР, считай, при социализме. Богатых у нас, как и у вас, не было, поэтому я тратил деньги не считая, жил на полную катушку. А сейчас государство платит мне хорошую пенсию. Выходит, все я делал правильно.

— Наверное. Но давайте вернемся к вашему дяде. Он, как вы с матушкой думали, наживался на евреях, которых у себя укрывал…

— Припрятал он где-то золотишко, но сам не смог им воспользоваться — расстреляли его. Так что где-то оно лежит, ждет, кому в руки попасть.

— Если честно, золото меня мало волнует.

— Ты дурак? Что может быть ценнее?

— Для меня — это. — Кир достал из кармана нож.

— Я такой у Георга-пекаря видел.

— У него я его и купил.

— За сколько?

— Тысячу евро.

— Тратишь огромные деньги на ерунду, а золото тебя не волнует? Чудак ты! — И, допив кофе, Фредди встал со стула. — Пойду воздухом подышу. Это он так Кира выпроваживал, но тот и сам уже собирался уходить. Толку от старика ноль, а негатив от него прет такой, что кожа зудит.

Они вышли из подвала. Хан с наслаждением вдохнул прохладный воздух. В квартире Хайнца было очень душно, жарко и воняло табаком. Кофе пах тоже, и весьма приятно, но его аромат не перебивал остальные, в том числе старости. Люди в возрасте источают его, не все, но многие. Может, потому, что не часто моются, им тяжело, стирают одежду, забывают прополоскать рот после еды? Фридрих выглядел не очень опрятно, но в доме у него было чисто, хоть и не свежо.

Старик Хайнц присел на старый стул возле лестницы, ведущей в его подвал. Явно поставил для себя, потому что лавок поблизости не было. Трубку он не докурил и, попыхивая ею, стал смотреть на небо.

— Дождь скоро будет, — сказал он. — А ты без зонта.

Это значило: вали скорее, надоел.

— Ауфидерзейн, — попрощался с Фридрихом Кир.

Тот только пыхнул в него дымом.

Кир развернулся, чтобы уйти, как услышал кашель. Старику стало плохо? В таком возрасте каждый день может стать последним. А Фредди еще курит и пьет крепчайший кофе. Но, обернувшись, Хан понял, что тот всего лишь подавился дымом. И произошло это потому, что Фредди увидел старика, что шел в его направлении. Маленький, худой, похожий на лесовичка из сказок Александра Роу, только без бороды.

— А я надеялся, что ты сдох, — прокаркал Фредди, прокашлявшись, но ещё не восстановив дыхание.