Книга И оживут слова. Часть II, страница 74 – Наталья Способина

И тут я поняла, что нервничаю не я одна.

— Волнуешься? — спросила я.

— Ох, волнуюсь, дочка, — вздохнула Добронега. — Давно я из Свири никуда не выбиралась, да и, вправду, не чаяла уж. Эх, дочка, дочка… Далась нам с тобой эта Каменица. Побыли бы дома. Ты посмотри, как тут у нас…

Она оглянулась и обвела рукой двор, с таким видом, точно собиралась уезжать навсегда. Я проследила за ее жестом. Мой взгляд наткнулся на Серого, который смотрел так грустно, словно понимал, что мы уезжаем. Впрочем, может быть, и понимал — я твердила ему об этом все неделю. Я посмотрела на огромный дуб, ветви которого, еще не тронутые рассветным солнцем, делали его похожим на гигантского исполина, невесть как очутившегося в этом слишком тесном для него, дворе, и с удивлением поняла, что буду скучать по этому месту.

Добронега шагнула мимо меня в дом, остановилась в сенях, потом глубоко вздохнула — я видела, как ее плечи поднялись и опустились, — и тут же быстро повернулась ко мне и взяла меня за руку.

— Пойдем, дочка. Поесть перед дорогой надобно, неизвестно, когда теперь получится.

Ее пальцы на моей ладони казались ледяными. Я снова почувствовала укол совести. «Вот уж кому точно не нужно ехать в эту дурацкую Каменицу», — подумала я. Но как убедить ее остаться? Не скажу же я, что я не Всемила, что абсолютно здорова и никаких приступов со мной в дороге не случится? Впрочем, если быть до конца откровенной, в последние недели я чувствовала себя настолько плохо, что неизвестно было, как я в действительности перенесу поездку.

Завтракали мы быстро, почти не разговаривая. Я лихорадочно пыталась вспомнить, не забыла ли чего. По-моему, Добронега занималась тем же. После завтрака Добронега меня отпустила, сказав, что уберет сама, а я должна переодеться. Я бросилась в комнату Всемилы и начала торопливо переодеваться. Натянула длинную рубаху, сверху плотное серое платье, сняла с вбитого в стену гвоздя душегрею, еще раз проверила по очереди каждую деревянную пуговку — хорошо ли те пришиты и не отвалятся ли в дороге, усмехнулась сама себе, потому что уже проверяла их вчера несколько раз. У входа обулась в мягкие кожаные башмачки, прошитые грубыми нитками, и в очередной раз вздохнула: первый же дождь или утренняя роса — и мои ноги промокнут. Впрочем, особого выбора у меня не было. В дверях я еще раз оглянулась на оставленные в идеальном порядке покои, подхватила сумку и двинулась к выходу.

Я вдруг смутилась, подумав, что Добронега может спросить, что я взяла с собой. Когда я спрашивала, что взять в дорогу, чтобы было под рукой, Добронега пожала плечами и сказала: «Возьми, чем себя в пути занять». Чем себя занять в пути, я понятия не имела. Единственный вариант из моего мира — книга — здесь отпадал по понятным причинам. Памятуя о том, что Всемила была вышивальщицей, я решила взять вышивку. Я понимала, что, если мне придется вышивать, вряд ли это получится так же хорошо, как у Всемилы, но понадеялась, что продолжить тот орнамент, который когда-то начала Всемила, я худо-бедно смогу. Помимо вышивальных принадлежностей — запасных ниток и нескольких иголок, убранных в кожаный мешочек, в моей сумке, замотанный в несколько тряпиц и также спрятанный в кожаный мешочек, лежал фиал с духами. Я понятия не имела, зачем взяла его с собой. Наверное, это была дань моему миру: куда же девушке без духов?

В сенях я подхватила с сундука объемный сверток, в который Добронега сложила подарки для семьи князя, вспомнила, что я так и не посмотрела, что там, и почувствовала укол совести. Сама я даже не подумала о подарке Миролюбу.

Во дворе нас уже ждала Милана. Они долго обнимались с Добронегой. Милана убеждала ее, что все будет под приглядом и Добронеге совершенно не о чем волноваться: уж за три-то недели ее отсутствия ничего не случится. Я сделала мысленную заметку о сроке нашей поездки. Три недели: неделя туда, неделя обратно, неделя в Каменице.

За воротами послышались конский топот, голоса и лязг, словно целая конная армия отправлялась в боевой поход. Вошедший в калитку Радим выглядел собранным и напряженным, точно это он отправлялся в путь. Он оглядел меня с ног до головы, велел:

— Душегрею надень, — сам же натянул ее на меня и принялся застегивать пуговицы, точно я была маленьким ребенком.

Я невольно улыбнулась. Застегнув пуговицы до середины, Радимир бросил это неблагодарное занятие, притянул меня к себе и пробормотал:

— Не бойся ничего, хорошо все будет. С тобой Златка, мать, Олег будет рядом.

— Олег вернулся? — я отклонилась, чтобы заглянуть Радиму в лицо.

— Вернулся, куда он денется, — с ноткой удивления ответил тот, и у меня против воли отлегло от сердца.

Я ожидала, что проводы будут долгими, слезными и нервными, однако Радим вскоре подтолкнул меня к воротам, и, выйдя из калитки, я остановилась, оглядывая нашу процессию. Я насчитала двадцать четыре воина, половина из которых была в одежде княжеских цветов. Среди людей князя я с удивлением увидела Горислава. «А этот-то откуда взялся?» Вероятно, мое удивление было очень красноречивым, потому что воин ухмыльнулся и подмигнул мне. И тут же напряжение всего этого нервного утра разом меня покинуло, как будто кто-то сдул воздушный шарик. Я улыбнулась в ответ. Радим ревниво проследил взглядом за тем, с кем я перемигиваюсь, и Горислав тут же стал серьезным. Впрочем, серьезным стало только его лицо, в глазах же по-прежнему плясали чертики.

— Горисла-а-ав, — протянул Радим. — Если Миролюб тебе голову не оторвет, я лично это сделаю, — спокойно сказал он и даже улыбнулся.

— Ну что ты, воевода, — вытянулся по струнке Горислав, — и в мыслях ничего дурного не было.

— Знаю я тебя, — буркнул Радим и подтолкнул меня к повозке — большой телеге, запряженной сразу двумя лошадьми.

Над телегой на стойках была натянута плотная ткань. Радим откинул полог и помог мне забраться внутрь. Там, на куче подушек, уже полулежала Злата.

— Доброе утро, Всемилка, — бледно улыбнулась она мне.

— Тебе плохо? — забеспокоилась я.

— Боюсь страшно, — пожаловалась она и тут же пробормотала: — Ох, и нужно нам в эту Каменицу.

Мне невольно захотелось ее одернуть. Что ж они все повторяют эту фразу с утра? Вроде бы суеверные, а тут в путь пытаются беду накликать. Однако Злата уже и сама что-то пробормотала себе под нос, и я расслышала слово «боги». «Ну, что с беременной возьмешь?» — махнула я мысленно рукой.

Высунувшись из повозки, я попыталась отыскать среди воинов Альгидраса, но верхом на лошадях, в одинаковых плащах и кожаных шлемах они все были похожи друг на друга. Спрашивать же у Златы я постеснялась, до того ли ей сейчас? Радим откинул полог еще раз, и к нам ловко забралась Добронега.

— Ну что? — вздохнула она. — Да будут добры к нам Боги.

Злата что-то пробормотала в ответ. Я согласно промычала нечто невнятное, поскольку не знала, как положено отвечать на эту фразу.

Через незадернутый проем в передней части повозки я видела, как на скамью, приколоченную к телеге — у кареты бы это называлось козлы, но здесь я не была уверена — запрыгнул один из воинов и взял в руки вожжи, а потом Радим хлопнул ближайшую к нему лошадь по крупу и сказал: