Книга Записки хирурга военного госпиталя, страница 77 – Дмитрий Правдин

Пока они изучали стулья, Ирина Демьяновна попросила открыть книжный, он же и посудный, шкаф, стоящий за моей спиной. Я, молча, подчинился.

– А это что? – ухмыльнулась она, выудив с нижней полки две запечатанные бутылки коньяка «Хеннесси», подаренные мне благодарными больными.

– Это лимонад, – не моргнув глазом ответил я, – французский.

– А по-моему, это самый настоящий коньяк, – прищурилась Ирина Демьяновна.

– Раз вы видите, зачем спрашиваете?

– Пьете на работе, да еще в рабочее время?

– Я вообще не пью спиртное: ни в рабочее, ни в нерабочее время.

– А что же коньяк делает у вас в шкафу, причем в книжном?

– Книжный он только сверху, а внизу у меня посуда. Видите чашки, ложки, чайник, сахар. Это что, кем-то запрещено?

– Отнюдь, – оскалилась Ирина Демьяновна, – вы имеете право на прием пищи и чаепитие. А вот коньяк. До вас доводили приказ начальника госпиталя о том, что все презенты, полученные от больных, вы обязаны в течение суток сдать в отдел кадров?

– Доводили, – согласно кивнул я, припомнив, что еще при поступлении на работу мне и в самом деле зачитывали такой приказ за номером – не помню, от какого-то там лохматого года. На основании его все, чем тебя одарили благодарные пациенты: деньги, конфеты, «Шампанское», коньяк, и прочая, и прочая, кроме цветов, ты обязан сдать в отдел кадров, где составляют соответствующий акт, и ты там же навсегда прощаешься с подарком. Дальнейшая судьба их уже не известна.

– А в чем дело? – она, словно фокусник, извлекла из своей дамской сумочки целлофановый пакет и вознамерилась убрать в него мой коньяк. – Вам утром подарили?

– Это я купил, причем на свои кровно заработанные деньги, – рявкнул я в ответ, грубо выхватив из рук проверяющей свое добро и возвратив его на место. – Забыл забрать домой. Сегодня унесу.

– У вас и чек имеется? – ехидно протянула она предложение, убирая пакет в сумочку.

– А как же? Показать? – нагло блефовал я.

– Надо будет, покажете, – сделала она серьезную мину и решительно потянулась к стоящему между двух кружек и блюдца чайнику. – Вот на чайнике нет инвентарного номера.

– Я его из дома принес.

– Либо сегодня же унесите обратно, либо он переходит в собственность госпиталя.

Мне, честно сказать, было лень тащить старый чайник домой, и я позволил специально обученному солдатику поставить на нем тавро. Помимо электроприбора такая же участь постигла часы, теплое китайское одеяло, что спасало меня на дежурстве и еще ряд предметов, принесенных когда-то мною из дома для улучшения своих бытовых условий.

Комиссия работала еще несколько дней. Я не принимал в ней деятельного участия, сознательно прячась в операционной. Один только раз мне пришлось вступить с ними в полемику, когда заплаканная Елена Андреевна буквально вбежала в мой кабинет, бросившись на стул, утирая маленьким вчетверо сложенным белым носовым платком катившиеся из уголков глаз крупные слезы.

– Они нашли просроченные лекарства, – сквозь душившие ее слезы выдавила из себя старшая сестра.

– И чего? – я оторвал голову от плана операции на следующую неделю, лежащего передо мной на столе. – Вы дали их больным?

– Нет, – мотнула она головой, так как говорить уже не могла.

– Успокойтесь, – я встал из-за стола, подошел к холодильнику, натужно урчащему в дальнем углу кабинета, извлек из него минеральную воду, налил в стакан и подал Елене Андреевне. – Выпейте и скажите, что опять произошло.

Минут через десять, когда у Елены Андреевны вновь появилась возможность членораздельно изъяснять свои мысли, она мне поведала об очередном выявлении чудовищного нарушения в нашем отделении. В шкафу для оказания экстренной помощи нашлись просроченные лекарства и – м-м-м как бы это помягче сказать? – медицинские приспособления.

Надо объяснить, что в каждом медицинском отделении, независимо от профиля, должен в обязательном порядке находиться набор для оказания первой медицинской помощи. Туда входят те препараты и приспособления, без которых невозможно обойтись при купировании неотложных состояний, возникших у больных: таких, например, как анафилактический шок на введение лекарств, инфаркт миокарда, отек легких, гипертонический криз и другие. Хранятся они или в специальной коробке на видном месте, или в отдельном шкафу.

У нас в госпитале все необходимое для оказания неотложной помощи хранилось в специальном медицинском шкафу со стеклянными стенками и дверцей. Каждому конкретному случаю соответствовала своя коробочка с препаратами, причем помеченная цветной наклейкой. Для отека легких коробочку маркировали в зеленый цвет, для инфаркта миокарда – в красный, для гипертонического криза – в синий и так далее. Все лежали строго в определенной последовательности и на своих выделенных полочках. На других отделениях стояли точно такие же шкафы с близнецовыми коробочками. Все, как в армии – хоть безобразно, но единообразно.

Коробочек наделали шестнадцать штук. Список содержимого каждой утвержден на самом верху и завизирован тремя подписями, угловым штампом и гербовой печатью. Все очень сурово. И не приведи тебя Господь что-то оттуда взять. А как же помощь? А что помощь? Ее, как и раньше, оказывают препаратами из процедурки. Приключился гипертонический криз – пожалуйста, набери в шприц лекарство из общего шкафа, где все они и размещены. Тем паче что шкаф этот стоит как раз там, на самом видном месте. А шкаф для оказания неотложной помощи не для того собран и разными цветами помечен, чтоб всякий, кому ни попадя, в него нырял. Он – для комиссий!

И вот в таком запретном шкафу чего-то там нашли.

– Я уволюсь, – причитала Елена Андреевна, – нет никаких сил больше все это выносить.

– Странно, а как вы 20 лет выносили?

– Да не было раньше таких придирок. Я сейчас сама лично все укладывала, наклеивала эти дурацкие квадратики. Сама для них цветную бумагу купила. И все равно не так. При отеке легких коробочку нужно было розовым цветом пометить, а не вишневым. Вишневый для удара током.

– А для чего их вообще цветом помечать, если на каждой коробочке русским языком все написано? – недоумеваю я.

– Не знаю, – вновь плачет Елена Андреевна, – так в головном госпитале заведено. Нас всех старших сестер туда специально возили посмотреть, как правильно оформить. Все, уволюсь. Дайте лист бумаги – напишу прямо сейчас.

– Не дам! Чего вы дурака валяете? Подумаешь, не тот цвет приклеила. И что, сразу увольняться?

– Там препараты еще просроченные оказались.

– Что, сильно просроченные?

– Нет, где неделю назад, где две их срок годности вышел.

– Ничего страшного, в каждый препарат заложен еще в резерв минимум месяц. Пишут март, а на самом деле годен до апреля. И потом, все равно эти препараты никто бы солдатам не дал. Они же там, как в музее, лежат. И к тому же сестра, прежде чем укол сделать, смотрит на срок годности. Так что нечего здесь нюни распускать и глупости мне выговаривать. Идите и спокойно работайте.