Онлайн книга «Шанс милосердия»
|
– По государственным. – Тогда заявку предъяви. Для тебя б я всё бесплатно сделал, а учреждение пусть платит, как положено. Априм пропустил вперёд Флору, достал из внутреннего нагрудного кармана своего кафтана какую-то бумагу и протянул её старику. – На, подавись, дедуля… – Он у меня такой весельчак, – заявил старик, обращаясь к Флоре, а затем заглянул в полученный от чиновника документ. – Ого! Аж на тридцать тысяч! Ну, сейчас мы из твоей подружки принцессу будем делать. И платье, и украшения подберём. У меня сегодня Хэмми на маникюре и Лилька на сауне. Сам-то попариться не желаешь? – Нет! – раздражённо ответил Априм. – Давай работай быстрее, а то времени в обрез. – Не шути так, внучок. – Дед досадливо крякнул. – Хорошее дело быстро не делается, а такую даму в порядок привести… – Он вдруг осёкся, опасливо посмотрев на Флору. – Да, конечно… Скроить из доцента гламурную дуру – задача непростая, – решилась она наконец вступить в разговор. – Простите, милая, коль обидел чем, но задача действительно непростая. – Старикашка ничуть не смутился. – Тут ведь сначала сообразить надо, что к чему. Через мой подвальчик, в основном проходит два типа дамочек – либо подстилки, которых местные шишки подкладывают под имперских гостей, либо кандидатки в героини и символы нации. Под первую категорию вы явно, дорогуша, не подходите. Во-первых, неслабая искра разума в глазах блещет, а во-вторых, извиняюсь, и возраст не тот. За тридцать, наверное, перевалило… – Сорок два, – уточнила Флора. – Да? Наверное, жизнь ваша хороша была, что так сохранились, – польстил ей дедок. – Прошу! – он открыл дверь в конце коридора и пропустил гостью вперёд – в просторный ярко освещённый зал с низким потолком. Половину его занимал лабиринт из вешалок, где на плечиках висели разнообразные вечерние платья и костюмы. – Эй, Лилька! Спишь на работе?! Дверь на противоположной стороне зала открылась, и в проёме возникла совершенно голая хорошо сложенная девица. – Чё это я сплю, – зевнув, ответила она. – Нет работы – отдыхаю, есть работа – трудюся, не покладая ничего… – Идите к ней, барышня, – предложил Флоре старик. – Попаритесь, ванну с благовониями и прочим зельем примите. Потом Хэмми коготки вам подточит, причешет, как следует, и пожалте на примерочку. – А мерки снимать не будете? – удивилась Флора. – Зачем? – искренне удивился старик. – У меня глаз намётанный, да и платье это, хоть лет семь, как не по моде, но на вас чудесно сидит, так что есть с чем сравнивать. – Эй! Долго ждать? – Лилька нетерпеливо постучала ноготками по дверному косяку. – Раздевайся, – распорядилась она, едва Флора переступила порог. – Совсем? – А ты что – в трусах мыться собираешься?! Возразить было нечего, и Флора, закрыв за собой дверь, начала скидывать одежду. Она увидела себя в большом зеркале, висящем напротив входа в парную. Загорелые лицо и шея выглядели почти чёрными, и, казалось, были чем-то отдельным, не имеющим отношения к бледному телу. – Ничё-ничё, – подбодрила её Лилька, – это мы тебе замажем. Есть у меня кремок один – вся будешь, как шоколадка. Иди парься, а я выйду на минутку. – Она схватила старое платье Флоры и выскользнула за дверь, ничуть не стесняясь собственной наготы. Париться – так париться… В первый момент ей показалось, что в парной даже прохладнее, чем в предбаннике, но едва она уселась на верхнюю скамью, снизу пахнуло жаром. Тепло и замкнутость пространства убаюкивали невесёлые мысли, смягчали ощущение зыбкости собственного существования, которое неотступно преследовало её все последние дни. И хорошо, что это тесное помещение на какое-то время стало всем её миром. Можно представить хотя бы на несколько минут, что за его пределами ничего нет – ни этого ужасного старикашки, ни чиновника с поросячьим лицом, ни Империи, ни войны. Но сейчас и этот крохотный мирок для нее ничто не значит. В нём сжались в комок жалкие останки прошлой жизни, где когда-то давно было и радостно, и больно, и волнительно, и спокойно, где хотелось и любви, и поисков истины, и веры во что-то светлое и желанное. А сейчас сознание погружено в вязкую пустоту, где остались лишь страх и безразличие. Казалось, с каждой минутой какая-то сила затягивает все глубже в трясину, где нет ни чувств, ни желаний, ни надежд, и даже отчаянье кажется вялым и беспомощным. Остаётся закрыть глаза и ни о чём не думать… Флора даже приблизительно не знала, сколько времени прошло, прежде чем дверь распахнулась, и откуда-то из другого мира донёсся хрипловатый голос Лильки: – Эй, ты там вся ещё не вытекла? Вылезай давай – ванна стынет. Расслабленное тело не хотело слушаться, но лучше было выйти самой, чем дожидаться, когда её отсюда выволокут. Не чувствуя под собой ног, она с трудом спустилась с лавки и только после этого открыла глаза. Лилька, так и стоявшая в дверном проёме, бросилась к ней, решив, что засидевшаяся в парной дамочка вот-вот лишится чувств. – Пойдём-ка, чудушко, – бормотала она в ухо. – Сейчас мы тебя в водичку положим. А водичка там не простая, а водичка там золотая – с солькой целебной, с розовым и кипарисовым маслицем, с корешком фиалочки… Флора вообще перестала чувствовать собственное тело, едва погрузилась в пахучую густую жидкость, в которой плавали жёлтые и голубоватые лепестки каких-то цветов, но уже через несколько минут, проведённых в мраморной ванне, внезапно ощутила необычайную бодрость и ясность мысли. Теперь ситуация казалась не такой уж безнадёжной, как несколько минут назад. – Ну, хватит уже! – Опять явилась неугомонная Лилька. – Тут тоже перебарщивать ни к чему. А то пропахнешь розами так, что год запах не отобьёшь. Из ванны Флора выбралась сама, и тут же на неё обрушились тугие струи тёплой мыльной воды. Лилька поливала её из шланга с душевой лейкой на конце и почему-то весело хихикала, а потом, выключив воду, набросила ей на плечо махровое полотенце размером с простыню. – Давай-ка быстренько вытирайся, да я тебе загар подравняю. За всё время «экзекуции» Флора не проронила ни слова, и чувствовалось, что Лильку это напрягает. Для той общение с клиентками было неотъемлемой частью любой процедуры, а сейчас её, можно сказать, обломили. Она с каким-то остервенением втирала ей в кожу масло, пахнущее мандаринами и какими-то ягодами, продолжая говорить и говорить: – Априм-то, ухажёр твой, если б не дед, и не выбился б в люди-то. Тут знаешь, какие шишки бывают, и все довольны остаются. А всё старикан наш! Знаешь, какие люди ему обязаны?! Узнаешь – обалдеешь. Правда, везёт не всем. Вот месяц назад для бел-пахати восточного округа девицу подогнали. Уж как мы её тут умасливали, красоту наводили. А толку что? – Лилька перешла на шёпот. – На другой день в сточной канаве нашли при всех наших нарядах и с перерезанным горлом. А всё потому, что дура. Мне потом знакомый шурта по секрету шепнул, что она, бестолочь, отказалась с себя дарёные драгоценности снимать и в сумочку прятать. Так и пошла по городу с камушками на шее. Думала, под утро никто её не подстережёт. Это для нас, добропорядочных граждан, комендантский час. А бандюганам начхать на режим военного времени. До сих пор, кажись, не нашли гадов… Всё. Готово. На-ка полотенчико – завернись. Сейчас к Хэмми заглянем, маникюрчик сделаем и причешемся как следует. На причёску-то по полной программе времечка-то нет, но причешет так, что залюбуешься. А потом на примерочку пойдём. Уж старикан наш, наверное, расстарался для внучка-то… Только ты потом по городу не ходи без охраны. Я зря советовать не буду. |