Книга Укрощение строптивой, страница 48. Автор книги Кира Фарди

— Слушай, а если это все-таки спор? Ну, порезвились мажоры и плюнули: надоело с такой несговорчивой, как ты, возиться.

Я села на кровати и будто в ступор погрузилась. Вспоминала, как Антон со мной разговаривал, как защищал меня от Павла, как в драку с ним бросился. Нет, не может быть, чтобы все это было хорошей игрой и только.

Что-то мелькнуло у меня под носом, и я вздрогнула. Анжела скакала передо мной и щелкала пальцами.

— Ты чего?

— Я уже не знала, как тебя привести в чувство. Застыла, как статуя, смотришь в одну точку и губами шевелишь. Жуть просто!

— Я думала. Нет, я точно Антону нравлюсь. Не ради пари он со мной общался.

Анжелка налила нам чаю, сделала бутерброды с маслом, щедро посыпав их сахаром. Она протянула мне один и замолчала. Видно было, что в голове ее шел настоящий мозговой штурм: хмурились и выравнивались брови, закрывались и открывались глаза, и только рот исправно выполнял свою работу.

У меня же мыслей не было совсем, но и плакать уже не расхотелось. Неожиданно на меня напал жор. Я съела один бутерброд, потом второй, и тут соседка сказала:

— Погоди, ты же говорила, что тебя привез их охранник. Степан, кажется.

— Точно! Как я забыла!

Надежда вспыхнула с новой силой. Я вскочила и полезла в сумочку, куда кинула визитку охранника. Господи! Нашла! Какое счастье!

Я вытащила телефон и набрала номер, указанный на картонке.

— Да, слушаю.

— Степан, это я Рита. Помните, вы меня подвозили домой? К общежитию.

— Да, что-то случилось?

— Степан, — на меня накатил новый приступ слез, и Анжела забрала телефон из рук.

— Степан, вы, кажется, хороший человек, — начала она. — С моей подругой в том доме обошлись, как с проституткой.

— Дай мне, я сама, — я вырвала из ее рук мобильник. — Степан, вы не пугайтесь. Я не знаю, что делать. Антон пропал.

— Как пропал? — его голос звучал удивленно. — А-а-а, вам не показывается? Так, наверное, его мать на привязи держит. Маменькины сыночки обычно не сопротивляются сильно. Потявкают чуток на стороне и бегут назад, поджав хвост.

— Вот как? — радость сменилась отчаянием и разочарованиям. — Я думала, Антон другой. Извините.

Я уже хотела отключиться, но вдруг услышала крик:

— Подождите! Может, я не прав. Антон постоянно воевал с родителями. Не торопитесь. Я сейчас проверю и вам перезвоню.

— Ну, что? — кинулась ко мне Анжела. — Что сказал?

— Перезвонит.

— Вот, есть хорошие люди на свете.

Полчаса ожидания показались мне каторгой, и когда я уже махнула рукой, телефон зазвонил снова.

— Антон заболел, — сказал Степан.

— Как? — ахнула я и заметалась по комнате. Натянула шапку. Криво. Потом куртку — только один рукав. — Это он в ледяной воде искупался,

— Тяжело. Кажется, воспаление легких. У него несколько дней держалась высокая температура до бреда. Мать отказалась положить его в больницу и устроила стационар на дому.

— Я сейчас. Я сейчас. Я приеду, — бормотала я, не слушая охранника.

— Эй, подруга! Стой! Ты куда собралась? — соседка схватила меня за руку.

Я посмотрела на Анжелу, не понимая, что этой девушке от меня надо.

— К Антошке.

— У него уже все нормально, слышишь? Прижми задницу!

Анжела стянула с меня куртку, и повесила ее на крючок, потом забрала телефон. Я слышала, как она благодарила Степана за помощь, а сама не понимала, что сейчас чувствую: страх за Антона или радость.

С этого дня печаль как рукой сняло. Я была уверена: надо просто подождать. Антон, зная возможности своей мамы, не полезет на рожон, но что-нибудь придумает.

Я мыла посуду и напевала себе под нос. То, что он справится даже с такой тяжелой болезнью, я не сомневалась: организм молодой, спортивный, не должен подвести. Людмила прибежала с подносом и кинула его на стол. Грязная посуда возмущенно звякнула.

— Рит, побудь пару минут в зале, я перекурить хочу.

— Ох, опять Азамат ругаться будет.

— Я быстренько. Я всех уже обслужила. Просто покараулить надо.

Я вытерла руки, сняла косынку и вышла в зал. В кафе было малолюдно. За любимым столиком сидел Гарик с друзьями, а в углу, спиной ко мне, — мужчина в пестром свитере крупной вязки. Я проверила кофемашину, сделала себе капучино и села на барный табурет.

— Рита, а где Людмила? — выглянул из кухни Азамат. — Блюдо кто подавать будет?

— Рит, сиди, — вскочил Гарик. — Я сам.

Людмила вернулась быстро, как раз у меня кофе в чашке закончился. Я встала и пошла в подсобку. У дверей оглянулась: мужчина тоже поднялся и надел куртку. Он по-прежнему был ко мне спиной, но что-то будто стукнуло меня в сердце.

— Николай Сергеевич? — тихо спросила я.

Он не расслышал и вышел из кафе. Я кинулась за ним.

— Николай Сергеевич!

Он уже садился в припаркованную у кафе машину. Я — следом, но дверца захлопнулась, автомобиль выехал на дорогу и скрылся в вечернем потоке.

— Ты чего? Оглашенная! — выбежала за мной Людочка. — Знакомого увидела? Так, вроде старик уже, не по возрасту.

— Мне показалось, что это был отец Антона.

— Вон оно как! — присвистнула Люда. — А зачем приезжал?

— Не знаю. Отстань!

Я пожала плечами и вернулась в кафе, страшно разочарованная: была возможность узнать о здоровье Антона, а я профукала.

— Слушай, а может, он приезжал на будущую невестку посмотреть? — увязалась за мной Людмила.

— Тогда почему не подошел? Не поговорил?

— Да, странная семейка. Все у них не так, как у нормальных людей.

Несколько дней мы гадали, зачем появился Николай Сергеевич, а однажды я рискнула и съездила в тот торговый центр, где мы были с Антоном. Побродила между вешалок и полок с дорогой одеждой в надежде услышать какие-нибудь разговоры.

У ряда примерочных кабинок болтали две продавщицы. Отлично. Послушаем! Я взяла наугад джинсы и пару футболок и пошла к ним.

Девушки окинули меня взглядом, но ничего не сказали. Естественно, мой прикид, купленный на соседнем рынке, не внушал доверия, но мне было плевать. Я задернула шторку и замерла.

— Что-то хозяйка давно не заглядывала, — тихо сказала одна продавщица.

Я мгновенно насторожилась и прислушалась.

— Говорили, что у нее сын серьезно болен.

— Антоха? Ерунда! Наверняка где-нибудь с пацанами устроили попойку, вот мать его и прячет от посторонних глаз, пока шум не затихнет.