Онлайн книга «Босиком по краю моря»
|
Суржиков расхохотался: – Ты чего это такая революционная?! Отличный факультет, прекрасных специалистов выпускает. Но уж если нет таланта писать, можно заниматься экономикой или организацией средств массовой информации. – Ага, или руководить теми, кто талантлив. Отличная перспектива. Вадим согласился: – Увы, так часто и бывает. – И ты считаешь это правильным? – Я считаю, что не мне это менять, – спокойно сказал Суржиков, – но что с тобой? Ты чем-то расстроена? Устала или неприятности в Агентстве? – Скорее устала. У нас сентябрь был ужасным – жара, духота и очень много работы. Сейчас уже полегче, но отойти никак не могу. – Знаешь, я приехал на целую неделю. И я сделаю все, чтобы ты отдохнула. Мы поедем с тобой в Семиморск. Это малюсенький городок, прямо на берегу… – Я отлично знаю Семиморск, мы там снимали сюжет для передачи… – улыбнулась Женя. – Тогда ты понимаешь, как там хорошо. Мы там с тобой поживем эту неделю. – Вадим, моя работа… – Я тебя уже отпросил у Боярова. Набрался наглости, позвонил из Москвы и без твоего ведома попросил неделю отдыха для тебя. – Ты с ума сошел. – Женя сначала хотела рассердиться, а потом почувствовала облегчение. И сразу же простила Суржикова за его любовь к душным парфюмерным запахам. Она порадовалась этому чувству покоя – рядом человек, который позаботится обо всем. Нет, конечно, она сама примет все решения, но как важно, чтобы кто-то в нужную минуту просто сказал: «Я все устроил…» – и пусть это касается только обычного недельного отдыха. – Как же я рада, что ты здесь! – Женя уткнулась в плечо Суржикову. – Как я рад тебя видеть! Я соскучился и очень хочу тебя… – прошептал он, целуя ее в макушку. …Удовольствия от секса она не получила. Хоть и почувствовала желание при виде загорелого сильного тела – Вадим поддерживал форму, регулярно занимаясь в тренажерном зале. Глядя, как он, обнаженный, расхаживает по дому, она любовалась им и одновременно раздражалась. Это ее состояние было похоже на ее теперешний аппетит – то ли сладкого хочется, то ли горького. – Так, значит, я вещи даже не распаковываю, только зубную щетку достал и смену белья. Ты же собираешь вещи, а завтра утром выезжаем в Семиморск. Там уже ждут нас. – Где мы там жить будем? – Обычный санаторий. Но очень хорошего уровня. Никаких тебе забот. Завтрак, обед, ужин, прогулки, сон, ни тебе поездок в город, ни на работу. И мобильник советую отключить. – Это нереально, – вздохнула Женя. – Тогда отвечай выборочно, – посоветовал Вадим. – Знаешь, я ни разу так не отдыхала. Вот чтобы забота, покой, уют и на всем готовом. – Иногда надо. Иногда надо вообще ничего не делать. А ты за этот год устала. Вон, Бояров говорит, что ты вывезла все это на своих плечах, да и я сам это видел и понимал. Поэтому не сопротивляйся. Просто отдыхай. Пчелинцева и не сопротивлялась. Ей очень понравилось бунгало на берегу, в котором их поселили. Ей нравилось, что завтрак, обед и ужин подавали прямо в домик, оставляя тележку с подносом в маленьком холле. Казалось, что все делается по волшебству. Еще хорошо было сидеть в шезлонге, дремать или просто смотреть на море. Самое удивительное, что эти октябрьские дни тоже оказались теплыми. – Это просто какой-то подарок – двадцать градусов тепла, – радовалась Женя. – У вас здесь такой климат. Зимой может быть и минус пятнадцать, и плюс пятнадцать. Морской климат, теплое течение рядом. – Знаешь, мне казалось, что я, кроме Москвы, нигде не могла бы жить. А оказывается, могу, и мне нравится Дивноморск со своим укладом. – Я же тебе говорил, – улыбался Суржиков. Эти дни они проводили в разговорах, молчании, прогулках. Женя понимала, что надо завести разговор о беременности, но решила, что у нее есть эта неделя для отдыха и покоя. А в последний день она обо всем расскажет Суржикову. Неделя пролетела быстро, и Женя себе призналась что никогда она так хорошо не отдыхала. В последний день рано утром за завтраком Женя сказала: – Вадим, я беременна. Одиннадцать недель. Может, чуть больше… – Да, – Суржиков посмотрел на нее, – это точно? – Вот, – Пчелинцева достала приготовленные бумаги, – я была у врача прямо перед твоим приездом. Суржиков взял бумаги, посмотрел заключение УЗИ, потом спохватился и быстро вернул все Жене: – Извини, я машинально, и без бумаг бы тебе поверил. – Я даже не сомневалась, – улыбнулась Женя, – сама не понимаю, зачем тебе их показала. Вадим вздохнул и честно ответил: – Я растерян. – А как я растеряна… – Представляю, – Суржиков покачал головой, – мы взрослые люди, а такой поворот событий совершенно выбивает из колеи. Хотя самое простое – сыграть кинематографическую радость: «Ах, замечательно, я буду отцом!» – Знаешь, – вдруг просто и доверительно сказала Женя, – я тоже не обрадовалась. У меня такая досада была. Столько планов, работа только пошла… – Работа – она будет всегда… – мудро заметил Суржиков, – а вот дети… – Ну, я же это понимаю. И все же… Речь не о свободе идет, а о перемене цели. Цель жизни теперь другая. А это очень тяжело – поменять цель. – Да. И еще ответственность. Вот что надо сделать, чтобы ребенок вырос хорошим? Как его надо воспитывать? Что надо сделать, чтобы в четырнадцать лет он не пил пиво, а в восемнадцать его не отчислили из университета? Честно говоря, я не знаю. – Кто откроет эти законы, тот получит все премии мира, – улыбнулась Женя. – Это шутка. Но я довольно долго проработал со студентами. Эти люди порой приходят к нам детьми, из которых к третьему курсу порой вырастают монстры. И ты видишь родителей, уже скорее пожилых, чем молодых, которые приходят просить за своих бездельников или врунов. Их жалко, этих людей, отдавших порой все накопления, чтобы ребенок лоботрясничал на коммерческом отделении. И ставишь тройки из жалости к родителям. Порой почти старикам. Ставишь, понимая, что собственной рукой вбиваешь крест в жизнь их детей. – Но бывает же иначе? Бывает, что тройка спасает. Ведь именно так спасла меня та же Зоя Ивановна, которая просила за меня в деканате и в учебной части. – Ты была отличницей. Ты бы не пропала. Ты не пропадешь нигде. Характер цельный. Натура сильная, – отвечал Суржиков. – Хотелось бы так думать… – вздохнула Женя. Суржиков молчал. Он долил себе кофе, а потом сказал: – Самое главное, что мы с тобой одинаково думаем. У нас одна точка зрения. Это счастье, что мы так сходимся во взглядах. |