
Онлайн книга «Пленники Раздора»
— Ясна! — муж вдруг порывисто обнял женщину и прошептал: — Иди, не бойся ничего, я скоро вернусь. Она улыбнулась, не подозревая даже о том, что творится у него на душе, какие сомнения и опасения гложут. Сама-то Ясна уже успокоилась. Глухая тревога отступила поутру, едва откланялись и отбыли восвояси Елец и Велеш. Будто гора с плеч свалилась. А теперь за высокими каменными стенами и вовсе сделалось спокойно. Чужое всё, да, но безопасно и народу много. — Идём, — Лесана кивнула Славену. Они двинулись к высокому крыльцу. Мужчина оглядывался, всё пытался отыскать взглядом жену, запомнить в какую сторону та пошла, но за мельтешащими головами ничего не увидел. Внутри каменной громады после яркого зимнего дня показалось темно и мрачно, путанные коридоры, бесчисленные всходы… Славен быстро потерял счет шагам и ступенькам. Пожалуй, бросят тут одного — не выберешься до ночи. Остановились же перед самой обыкновенной дверью. Лесана толкнула створку и шагнула через порог, а Славена пихнул в спину идущий следом колдун. В прохладном и светлом покое за крепким столом сидел молодой мужчина и разбирал сорочьи грамотки. Птица важно прохаживалась перед ним по столу. В остывшем очаге угли уже подернулись пеплом. — Глава, вот тот, кого ты приказал доставить, — Лесана кивнула на Ходящего. Обережник оторвался от берестяных завитков, лежащих на столе, и устало сказал: — У Радая, что ни грамота, то, будто сорока набродила — ничего не разобрать. Садитесь. Но девушка не села, подошла к очагу, бросила несколько поленьев, подула на угли и спросила просто, хотя и не к месту: — Ты сегодня в трапезной был? — Нет, — он потёр лицо и повернулся к тому, кого она привела с собой. — А ты, значит, Славен? — Значит, да, — ответил мужчина, глядя в уставшее лицо Главы Цитадели. Славен был удивлен. Он ожидал увидеть либо мудрого старца, либо могучего головореза, а напротив сидел мужчина одних с ним лет. Неужто, он держит Крепость? Тем временем обережник спросил: — Есть хочешь? Растерянный и сбитый с толку Славен медленно кивнул. Он приготовился, что с ним снова будут говорить, как со скотиной, обольют презрением, а вышло иначе. Может, подвох? Пока он лихорадочно над этим размышлял, хлопнула дверь покоя — это ушла куда-то Лесана. Тамир остался сидеть в углу, сверля Ходящего глазами. — Как вы меня нашли? — задал, наконец, Славен вопрос, который больше всего его беспокоил. — Показали на тебя. Мальчишка из ваших. Лесана его поймала по осени в деревеньке одной разоренной. Парень трусоват и мало что знает, вспомнил лишь про тебя, да рассказал, где искать, а я отправил сторожевиков из тройки. Мне надо поговорить хоть с кем-то, кто в ясном разуме. — Понятно, — мужчина вздохнул. — О чём ты хочешь поговорить? — О Лебяжьих Переходах. О тех, кто там живет. О таких, как ты. Я хочу понять. Как ты умудрялся столько лет жить с женщиной и не загрызть её? Способны ли на это остальные? Много ли таких? Что у вас думают о Сером? Славен растерялся. Вопросов было слишком много. И это человек вёл себя слишком просто. Говорил с ним, как с равным, но просил о немыслимом — просил рассказать про стаю… Да, сейчас Глава Цитадели казался простым мужиком, уставшим от усобиц и потерь, забывающим поесть или выспаться, но Славен понимал, что думать так — ошибка. Потому что вот эти пальцы, перебирающие тонкие завитки берестяных грамоток, легко могут озариться мертвенным сиянием Дара. И тогда — смерть. Опять хлопнула дверь, это вернулась Лесана с корзиной в руках, подошла к столу, согнала сердито застрекотавшую сороку, постелила чистую холстину, взялась доставать горшки, миски, хлеб. Глава задумчиво отложил в сторону прочитанную берестяную грамотку и уже собрался было взять следующую, но девушка, словно этого и ждала, — тут же вложила ему в освободившуюся руку ложку. Видимо опасалась, что если этого не сделать, он так и не поест. Обережник усмехнулся, а потом кивнул Славену: — Садись ближе, — и повернулся к Лесане и её спутнику: — А вы ступайте. Они вышли. Едва спину перестал прожигать взгляд колдуна, дышать сделалось легче. Славен, будто во сне, взял ломоть хлеба и спросил: — Как тебя называть? — Клесхом, — спокойно ответил Глава. — Чудное какое-то имя… — растерянно произнёс собеседник. — Северное. Я вырос у Злого моря. Происходящее казалось вымыслом. Они сидели рядом и ели. Славен даже не разобрал, что именно, ибо сама трапеза была слишком странной… — Как думаешь, что скажет твоя жена, если узнает, с кем жила все эти годы? — спросил спустя какое-то время Клесх. Вот оно! Славен напрягся. Отложил ложку и посмотрел исподлобья на человека. — Не знаю. Хотел бы узнать — рассказал бы, — а потом глухо добавил: — Но… она бы не поняла. И никто бы не понял. — Почему? Я вот сижу, ем с тобой, разговариваю. И мне всё равно, что ты — Ходящий. Мужчина усмехнулся: — Это тебе оттого всё равно, что ты обережник. И в любой миг убить меня можешь, только дёрнусь. — А ты дашь повод? — спросил Клесх с удивлением. — Нет, — покачал головой Ходящий и добавил: — Пока в разуме. Но луна подойдет, и рассудок будет мутиться. — И как же ты держался рядом с человеком живым? — Уходил. Говорил, на охоту. Глава усмехнулся: — Не врал. А как же в те дни, когда охоты нет? Когда непогода и из дому не сунешься? Его собеседник уронил взгляд в пол и замолчал. — Ты кусал жену… — понял обережник. Ответом ему была тишина. Какое-то время мужчины безмолвствовали. Есть Славен больше не мог — кусок в горло не лез, да и человек, сидящий напротив, тоже, видимо, не был голоден. Наконец, он отодвинул в сторону горшки и произнес: — Скажи своей жене, кто ты есть. Ходящий вздрогнул и медленно поднялся со скамьи: — Зря я вам доверился. Надо было бежать. Все одно, также бы остался ни с чем — без жены, без дома. Но я решил — должны ведь понять… Клесх смотрел на него снизу вверх, словно не замечая зарождающегося в тёмных глазах гнева: — Твоя жена тебя любит. Знает много лет. Ты не ждешь от неё понимания. Но хочешь его от меня и других обережников. Не слишком ли это странно? Мы должны видеть в тебе человека, относиться, как к себе подобному, а она? Взгляд Славена стал колючим и злым: — Ты и правда разницы не понимаешь? Или насмехаешься? — Нет. Я объясняю, почему в тебе не замечают людского. И не будут замечать, пока сам не принудишь. Скажи жене, кто есть. В подземелье узников у меня довольно. Тебя я туда сажать не хочу. Нет надобности, вроде. Но если ты хочешь жить, как человек, то и веди себя по-человечески. |