Книга Овечка в волчьей шкуре, страница 17 – Татьяна Полякова

В дверь позвонили, я замерла, на мгновение перестав дышать. Ну вот, я упустила свой шанс, я не должна была оставаться здесь, это глупо, глупо. Звонок повторился. Очень настойчивый. Стало ясно: тот, кто стоял за дверью, просто так не уйдет. Я оглядела комнату: истерзанное тело на полу, пятна крови на стенах, разбросанные вещи, выдвинутые ящики шкафов… Хмыкнула, покачав головой, и засмеялась. ТЕ ребята — молодцы, они лишили меня последней возможности…

Раздался страшный треск, входная дверь распахнулась, топот ног… «Зря они надеялись», — все ещё смеясь, подумала я и шагнула к окну. На то, чтобы открыть его, потребуется время. Я подхватила с пола тяжелые бронзовые часы, машинально отметив, который час они показывают, и запустила их в окно. Со звоном посыпались стекла, а я, вскочив на подоконник, шагнула вниз вперед спиной, потому что мне хотелось увидеть лицо того, кто ворвется в комнату, лицо человека из моего сна, убийцы отца, я хотела увидеть его прежде, чем умру.

— Она выпрыгнула. — закричал кто-то, а я опять едва не рассмеялась — сдали нервы, — потому что лица не увидела.

Я ударилась обо что-то спиной, зажмурилась от боли и только тогда сообразила: под окном высокие кусты, кажется, сирень, я упала на них, ветки смягчили удар, я скатываюсь вниз, вниз, вниз…

* * *

Ему было лет пятьдесят, усталое лицо, усталые глаза, на меня он смотрел с брезгливым сожалением.

— Я вас ещё раз спрашиваю: ваше имя?

— Шульгина Анна Ивановна, — заученно повторила я. Это длилось второй день, второй день я здесь. Выпрыгнув со второго этажа, я заполучила с десяток синяков и ссадин, умудрилась остаться живой и даже не сломала ни одной кости. Пролежав несколько дней в больнице, вчера я впервые встретилась с Петром Петровичем. Он устал от меня, я от него, а дело не сдвинулось с мертвой точки. Для него вообще-то все ясно: на момент ареста при мне не было документов, зато был пистолет (его нашли в кустах с моими отпечатками пальцев), в квартиру я проникла с целью ограбления и зверски убила пожилую супружескую пару. Выражение брезгливости на его лице сменяет отвращение: что я надеялась найти в квартире: золото-бриллианты? Шульгина Анна Ивановна, твержу я упрямо.

— Убитые — мои родители, Осипенко Людмила Васильевна и Осипенко Иван Иванович. Я приехала к ним в гости, вышла на несколько минут из дома, мама попросила сходить меня за хлебом, а когда вернулась, нашла их убитыми.

Он не верил ни одному моему слову, усмехался, смотрел зло, надеясь, что мне надоест все это и я скажу правду. А я твердила, как урок, одно и то же, зная, что в этом мой единственный шанс. Возможно, ТЕ вовсе не хотели, чтобы я погибла. Они хотели изолировать меня лет на десять. Занятно. И в квартиру ворвались вовсе не они, а милиция. Кто-то из соседей действительно слышал крики и позвонил.

Следователь устало ловит меня на мелочах:

— Вы пошли за хлебом?

— Да.

— В хлебнице мы обнаружили достаточно хлеба. Свежего.

— Значит, она решила иначе.

— Кто она?

— Моя мать.

— Почему же вы убили своих родителей? — Кажется, этот вопрос очень его занимал.

— Я не убивала. — Они должны проверить мои данные, запрос скорее всего уже послали. И что им ответят: убитый мною следователь, побег, труп в квартире, труп соседа на пороге. Я чувствую странное спокойствие, им придется разбираться со всем этим, чем нелепей и фантастичнее будет то, что они узнают, тем тщательнее им придется разбираться.

— Расскажите подробнее о себе.

— Я вам уже говорила: о себе я ничего не помню. Одиннадцатого мая прошлого года я попала в аварию. У меня была травма головы. Мое первое воспоминание относится к концу февраля этого года. Я сидела в кресле-коляске… Эта женщина… моя мать… сказала, что я в то время была в санатории… возможно. Так вот, вошла девушка, медсестра и сказала: «За вами приехал муж». Он взял меня на руки, перенес в машину… Я вам уже рассказывала.

— Расскажите ещё раз, — нахмурился он. И я рассказываю.

— Я хотела встретиться с матерью, чтобы её расспросить…

— Расспросили? — Голос звучит язвительно.

— Не успела. Когда я вернулась из магазина, и она, и её муж были убиты.

— А вы принялись копаться в ящиках?

— Да. Я хотела узнать что-нибудь о себе.

— Что-нибудь о себе?

— Да. Что-нибудь.

— Вы продолжаете утверждать, что вы Шульгина Анна Ивановна, девичья фамилия Осипенко?

— Это единственное имя, которое я считаю своим.

— Очень интересно. Взгляните сюда. — Он положил передо мной лист бумаги, отпечатанный на компьютере текст, строчки прыгают перед глазами.

— Что это?

— Читайте. — Я тупо смотрела в бумагу, а он, не выдержав, сказал:

— Осипенко Анна Ивановна умерла в возрасте восьми лет от лейкемии.

Я на мгновение зажмурилась, испуганно метнулась мысль: «Господи, кто я?» Но особого удивления не было. Те, что погибли в квартире, не мои родители, значит, я не их дочь.

— Может, вы действительно Шульгина Анна Ивановна, но ни в каких родственных связях с убитыми вами людьми не состояли.

— Она звонила мне не реже раза в неделю. И я звонила ей. Проверьте на телефонной станции. Эти люди утверждали, что они мои родители. — Он говорит что-то и задает свои вопросы, я уговариваю себя быть терпеливой. Здесь, за толстыми стенами с решетками на окнах, я в безопасности. Милиции придется поработать, если они хотят довести дело до суда. Это мой шанс, в одиночку мне не справиться.

Я не знаю своего имени, я не знаю, кто я и откуда, ТЕ позаботились о том, чтобы люди, способные рассказать мне об этом, исчезли: мои родители, мой муж… Я должна быть терпеливой и ждать.

Дни тянулись за днями, лицо Петра Петровича приобрело мученическое выражение, глаза пустые, вопросы прежние. Какого черта они не шевелятся? Я смотрю в лицо следователя, и во мне растет раздражение, а потом приходит страх, он пульсирует в висках, от него потеют руки, и я говорю зло:

— Они здесь.

— Что?

Чужая бестолковость доводит меня до бешенства.

— Они здесь, слышите вы, идиот несчастный. Они здесь, совсем рядом, я чувствую. Ваш коллега тоже не верил, они вошли в кабинет, а он даже ничего не успел понять, и они убили его.