Книга Три плюс одна, страница 25 – Петр Ингвин

Ник видел еще два решения: не ехать на Верхнее и, второе, плыть в одежде, а потом высушить ее. Первый вариант не устраивал остальных, а последний приведет к еще большей головоломке на прежнюю тему, когда дело дойдет до сушки.

— Считаю до десяти, и мы идем! — Толик дал парням отмашку следовать за ним и начал медленный громкий отсчет: — Один…

Сзади сразу послышались шум и возня.

Когда мужская часть собралась за стальной преградой, Толик сказал:

— Раздеваемся здесь, вещи можно сразу кидать в машину.

В открытую им дверцу второго ряда ввалился Юрец, сложил руки биноклем и бесцеремонно приник к стеклу напротив.

Аскер толкнул его торчавшие наружу ноги:

— Мы ушли, чтобы не смотреть.

— Вы — может быть. — В поисках поддержки Юрец оглянулся на Бизончика, а тот, в ожидании, на Толика.

Толик пробежал взглядом по Нику и Мирону — вступятся ли, если Бизончик проучит мелкого задиру?

Что-то увиденное в глазах — нет, не желание вмешаться, а, скорее, страх перед встречей силы с готовой идти до конца непреклонностью — заставило пнуть вновь сосредоточившегося на девушках Юрца:

— Уверяю, ничего значимого или принципиально нового не увидишь.

У Толика все шло хорошо, лишние проблемы ему не требовались. Он сдвинул брови, и Юрец нехотя вылез из машины.

Когда остальные побросали все искусственное на сиденья и теперь прикрывались руками или бесстыдно бравировали, Мирон еще раздумывал.

— Я плавать не умею, — наконец, сообщил он.

Толик на миг сжал губы.

— Даже держась за плот?

— Так, наверное, смогу.

— Большего не требуется.

Мирон вылез из последней детали одежды.

Юрец едва сдержал какую-то колкость, осекшись под взглядом «командира». С озера донесся визг: самые отчаянные бросились в воду целиком, а остальные, видимо, входили постепенно.

Толик повысил голос:

— Девять, десять, мы идем!

Девушки огибали плот с двух сторон. Луиза плыла, оставив сверху только голову, остальные не заморачивались — просто шествовали по дну, их с усилием продвигавшиеся тела поеживались, обхватывали себя руками и терли то плечи, то грудь. Вода у всех, кроме высокой Анфисы, уже скрыла бедра, и рыжеволосая ведьмочка, собравшая взгляды, как магнит железные гайки, внезапно обернулась и с улыбкой помахала ладонью. Толик погрозил ей пальцем, Юрец просто ухмыльнулся в ответ.

Береговую линию устилали предметы одежды, сложить и убрать которые девушки просто не успели.

— Доски для трапа захватите, — бросил Толик. — Я отнесу вещи в машину и подъеду.

Он побрел по берегу, со спокойной основательностью собирая тряпочки в охапку.

Ник снова завидовал. Чтобы так ходить на виду у всех, нужно быть красивым или очень уверенным в себе. А за право коснуться некоторых вещей Луизы, которые Толик небрежно сунул в общую кучу, можно было отдать любой палец на выбор.

С тяжелой сдвоенной доской, прикрывавшей уровень ниже пояса и с другого конца поддерживаемой Мироном, Ник вошел в воду.

Плот отогнали чуть дальше. К плавучей конструкции прибили трап. Толик распорядился с берега:

— Нужен противовес — при наезде на ближний конец дальний подняться не должен, иначе машина опрокинется! Юрец, Аскер, из вас балласт фиговый, встаньте спереди по бокам, будете корректировать въезд. Остальным — вцепиться в дальний край и не отпускать, что бы ни случилось. Выезжаю!

Ник и Мирон двинулись вдоль плота к девушкам, которые уже сидели в воде вдоль задней завершающей доски. Крайними по другую сторону за бортик взялись Бизончик с Оленькой. Ник с Мироном схватились за плот у ближнего к себе угла. Глаза искали Луизу, но она пряталась между Фаней и Анфисой. Соседкой Ника оказалась Рита.

Ночной разговор оставил осадок. Ник шепнул:

— Прости, если нагрубил, ночью я был в плохом настроении.

Загорелое лицо между плававших черных прядей обернулось, Ника окинул взгляд — сначала недовольный и пренебрежительный, затем в нем что-то поменялось.

— Снова я оказалась не в то время не в том месте? — Помедлив, Рита отодвинулась, пропуская его ближе к середине. — Проходи, если не понимаешь, насколько смешно выглядишь. Сам себе приговор подпишешь.

Ник не отказался. Теперь между ним и Луизой осталась только Фаня.

Пластиковые емкости терлись друг о друга, раздавался страшный скрип, это действовало на нервы. Или нервы без того достигли предела. Близость Луизы волновала, а ее нагота жгла и высушивала, будто вокруг была не вода, а знойная пустыня. Отсутствие одежды на других девушках воспринималось просто фактом, этот факт не возбуждал, не будоражил, а только досаждал. Он отвлекал мысли на непредставимую прежде ситуацию и на себя в ней, выставленного как на витрине, причем в самом непрезентабельном виде. Чувствовалось, как полыхают щеки, худая фигура стеснялась сама себя, плечи горбились. Белая плоскость груди Ника с точками сосков, размерами больше напоминавших родинки, выглядела по-детски и заставляла коситься через плот на шикарные стальные наплывы Бизончика. Ниже пояса тело сковал холод, его последствия вкупе с комичностью остального вида могли вызывать только смех. Ходячее недоразумение во всей красе. Юрец нашел бы, как облечь мысль в самые обидные слова. Счастье, что рябь от движений мешала разглядеть скрытое в прозрачной толще, а Юрец был далеко.

Фаня даже не глянула на Ника, хотя цель его продвижения поняла сразу. По примеру Риты она подалась назад, но с другой стороны одновременно шарахнулась от плота Луиза — чтобы не оказаться без преграды между собой и тем, кого считала просто другом. То, что могло открыться, друзьям не предназначалось.

Фаня едва заметно развела руками и придвинулась обратно.

— Соседями будем. — Она вновь взялась за доску, при этом ее локоть специально задел Ника, вынужденного пристроиться на новом месте. — Как спалось? Какие сны снились?

Ночью они много ворочались и, надо признаться, в борьбе с холодом достаточно плотно обнимались… но это происходило по уважительным причинам — как бы во сне и ради здоровья. Ничего серьезнее они себе не позволили, хотя сигналы периодически поступали от обоих. Сейчас Ник с благодарностью глядел на Фаню — не дала упасть в собственных глазах. Предательство, оправданное тем, что предаваемый не в курсе, хуже прямого, потому что находит себе оправдания. А произошедшее ночью между Луизой и Толиком пилило сердце тупой ножовкой и тоже казалось предательством. Рассудок пытался достучаться до души, почему-то чувствовавшей себя оплеванной: «Это жизнь Луизы и ее выбор. При чем здесь ты?!»

Как и остальные, Ник подогнул ноги и присел по горлышко, теперь над водой ровным рядком буйков возвышались только головы.

— Чудесные сны, — сообщил он, не глядя в сторону Луизы. Никуда не глядя. Устранившись из этой реальности.