Книга Секс и тщеславие, страница 43 – Кевин Кван

Старший швейцар взял журнал в кожаном переплете, проверил список и коротко кивнул:

— Семнадцатый этаж, мистер Пайк. Иван проводит вас.

«Даже швейцары высокомерны», — подумала Рене, когда молодой швейцар провожал их к лифту. Она вспомнила, как проходила мимо здания много лет назад, когда впервые начала искать дом в Нью-Йорке, и восхитилась великолепным фасадом. Даниэль, ее агент по недвижимости, покачала головой и заявила: «Даже не думайте об этом. Это хороший дом».

Рене была сбита с толку. «Если дом хороший, почему мы не можем рассмотреть этот вариант?»

«Извините, позвольте объяснить. „Хороший дом“ — кодовое название у риелторов для тех немногих кооперативов, которые остались в Манхэттене и которые никогда не пустят людей с определенным… кхм… багажом».

Рене сжала зубы. «Что вы подразумеваете под „багажом“? У меня степень магистра делового администрирования в Гарварде и рекомендательные письма от губернатора Нью-Йорка, кардинала О’Коннора и Барбары Уолтерс. То есть я недотягиваю?»

«Это никак не связано с вашим образованием или рекомендациями, миссис Пайк, которые, могу заверить, безупречны».

«Тогда в чем проблема?»

Даниэль понизила голос до шепота: «Никаких евреев, миссис Пайк. А это значит, что нельзя иметь также и каплю латиноамериканской крови. Чтобы попасть в это здание, нужно быть потомком первых переселенцев».

Рене напоследок еще раз посмотрела на себя в инкрустированное зеркало лифта. С искусно уложенными волосами и скульптурным носом, за который пришлось выложить кучу денег, она все еще выглядела так, как будто в ее венах текла латиноамериканская кровь?

— Не могу дождаться, когда мы увидим квартиру, — прошептал Сесил на ухо матери. — Готов поспорить, интерьер оформлен, как в похоронном бюро Фрэнка Э. Кэмпбелла.

Лифт открывался в холл. Рене и Сесил поразились при виде пары огромных ассирийских сфинксов высотой не менее десяти футов по обе стороны от двери из искусственного мрамора в ярких тонах малахита и бирюзы. Гул голосов раздавался прямо за дверью. Они-то ожидали смесь Сестры Пэриш ^[94] и Марка Хэмптона, но ничего подобного — место дышало экзотической атмосферой роскоши, источая непринужденное величие.

— Ты можешь в это поверить? Старые деньги и стиль, — прошептал Сесил матери.

Рене была под впечатлением и принялась осматривать помещение, а Сесил думал, успеет ли он тайком сделать несколько снимков.

— Стой там, мама. Я сфотографирую тебя, прежде чем нас кто-нибудь увидит.

Сесил пощелкал ее на телефон, затем откашлялся и громко спросил:

— А где все?

— Там! — отозвалась Люси с облегчением в голосе, увидев, что Сесил просовывает голову в дверь.

Она отвела Сесила и Рене в уголок гостиной, где бабушка сидела на краю стеганой оттоманки и оживленно беседовала со своими подругами Жаннетт и Алекс.

— Бабушка, вот Сесил и его мать Рене Пайк, — гордо объявила Люси.

Консуэло быстро поднялась с места. Ее осанка оставалась прямой даже на девятом десятке.

— Как поживаете?

— Спасибо, хорошо.

Сесил выше, чем я думала. А на его матери Оскар из его последних коллекций от-кутюр для «Бальмен». Я почти купила этот костюм. В жизни она намного красивее, чем на фотографиях. Неудивительно, что она зацепила этого своего Пайка.

Рене сверкнула своей фирменной улыбкой на миллион ватт и невозмутимо сказала, по-техасски растягивая слова:

— Миссис Черчилль, наконец-то мы познакомились, я просто счастлива! Я уже более пятнадцати лет хочу лично поблагодарить вас за спасение гобеленов Вюртемберга и передачу их монастырям. — Бабушка похожа на Ванессу Редгрейв! На ней платье от Ива Сен-Лорана и… ох ты ж! Это браслеты-манжеты из горного хрусталя от Тины Чоу? Я ожидала совсем другого. Крутая дама.

— О, вы прекрасно осведомлены, Рене. Предполагалось, что это секрет, — сказала ошарашенная Консуэло. — Завтра же уволю в Метрополитене всех к чертям.

Сесил церемонно поклонился:

— Миссис Черчилль, я наконец понял, откуда у Люси художественный вкус. Только посмотрите на эту комнату! Просто потрясающие бархатные стены цвета зеленого мха! И журнальные столики от Джакометти! Смею спросить, Джеффри Беннисон каким-то образом приложил руку и интерьеру?

— Изначально здесь потрудился Стефан ^[95], но да, Джеффри немного освежил интерьер в конце семидесятых, — ответила Консуэло, с любопытством глядя на жениха внучки.

— Он действительно проделал изумительную работу, все выглядит очень свежо. Скажите, ваш портрет над камином — это Магритт? — удивился Сесил, глядя на изображение лица Консуэло, наполовину скрытого облаками.

— Это он. Его последняя работа, как мне сказали, — произнесла Консуэло надменным тоном человека, который повторял эти слова тысячу раз.

Но Сесил искренне затрепетал. Он не мог поверить, что помолвлен с внучкой такой невероятной женщины.

Сесил собирался было спросить Консуэло, не против ли она позировать вместе с ним на фоне портрета кисти Магритта для селфи в «Инстаграм», но тут дородный мужчина с густыми серебряными усами загородил от него хозяйку дома и обнял Консуэло.

— О, Гарри! Познакомься с женихом Люси, Сесилом Пайком. Сесил, это Гарри Стёйвесант Фиш, близкий друг семьи. Он вскоре будет назначен нашим послом в Норвегии.

— Поздравляю, молодой человек! Я знал твоего деда! — сказал будущий посол (Рипповам / Гротон / Гарвард) Сесилу, весело помахав рукой.

— Действительно? С чьей стороны? — удивился Сесил.

— Конечно, со стороны отца. У моей семьи тоже была летняя резиденция в горах Адирондак, на Верхнем Саранаке.

— Простите, насколько мне известно, мой дед никогда не был в Адирондаке.

— Да? Разве ты не Сесил Пайк Четвертый?

— Боюсь, что нет.

— А где твоя семья проводила лето?

— Обычно в Европе. Несколько лет мои родители снимали виллу на юге…

Гарри оборвал его:

— То есть ты из Пайков, которые связаны брачными узами с Ливингстонами?