Онлайн книга «Провинциальная история»
Она опрокинула рюмку до дна и содрогнулась. — И я ведь пытаюсь… объясняю, говорю. Они вроде понимают. Пока говорю, понимают. А как выйдут отсюда, так опять… и начинают то отговаривать, то запрещать, то еще чего… потом сами удивляются, куда сила уходит, что прибытку ей нет. А откуда прибыток, когда ведьма несчастна?! Это она сказала, пожалуй, чуть громче, чем следовало бы, а после и вовсе добавила крамольное: — Порой мне кажется, что раньше оно все как-,то… честнее было. Мы не любили их, они нас… и все. А тут… уеду, — это Эльжбета Витольдовна произнесла с немалою убежденностью. — Вот… в командировку и уеду. — Куда? — тотчас заинтересовалась Марьяна Францевна. — В Канопень! — Куда?! Она поглядела на другую стену, которую занимала карта Беловодья со всеми его городами, городками и махонькими даже поселениями. Карта была рисована под старину, а потому изобиловала непонятными знаками и диковинными зверями. — В Канопень, — Эльжбета Витольдовна повторила слово мрачно. — Доклад пришел. Точнее, запрос. Тамошний верховный интересуется, не отправляли ли мы в Канопень ведьму… — В Канопень? — Вот и я о том… я точно никого не отправляла. А стало быть… или самозванка. — Или… — глаза Марьяны Францевны блеснули. — Погоди… это же… Она поднялась и, отыскав-таки на карте упомянутый Канопень — городишко, судя по рисунку, был вовсе не так уж мал, просто весьма далек от столицы, — ткнула пальцем. — Именно, — сказала Эльжбета Витольдовна, не дожидаясь вопроса: некоторые вещи лучше было не озвучивать. — Именно… Она глядела на карту. Глядела. И… мысль об отъезде согревала душу не меньше, чем вишневая наливка. А еще появилась мысль, что вовсе не обязательно ехать одной. В конце концов, она ведь обещала отвлечь Аглаю от ее живописи? Вот и отвлечет. И… Тонкие губы Эльжбеты Витольдовны растянулись. Все же она и вправду была ведьмой прежде всего по состоянию души. Проснулся Ежи оттого, что по нему топтались. Весьма так деловито, с полным, можно сказать, осознанием процесса. Правда, кто бы ни топтался, нельзя было сказать, что он был тяжел, но вот… неприятно все же. И Ежи открыл глаза. — Мря, — сказал зверь ярко-рыжего окраса, усаживаясь на груди. — Доброго утра, — на всякий случай Ежи решил со зверем поздороваться. Тот чуть склонил голову. Крупную. Круглую. С торчащею во все стороны шерстью, длиннющими усами, которые мелко подрагивали, и треугольниками ушей. На ушах имелись кисточки, придававшие зверю сходство с рысью. — Гм… не будете ли вы столь любезны… …клыки, правда, поменьше рысьих, но тоже не оставляют сомнений, что натура у зверя весьма себе хищная. — …мне бы встать, — Ежи глядел на зверя. Тот глядел на Ежи. И глаза были желтые, янтарные, весьма даже разумные. Наконец, смотреть зверю надоело, и он поднял лапу, которую демонстративно принялся вылизывать, всем видом своим показывая, что процесс этот долгий, ответственный, суеты не допускающий. Пушистый же хвост скользнул по телу, кончиком самым коснулся носа Ежи, и тот не удержался, чихнул. От чиха зверь подскочил едва ли не на локоть, причем приземлился сразу на четыре лапы, спину выгнул и будто бы раздулся вдвое. Из горла его донесся грозный воющий звук. — Извините, — Ежи все-таки сел. — Я нечаянно. Никак не хотел вас напугать. — Умрру! — ответил зверь и все-таки позволил себе слегка уменьшиться в размерах. После вовсе отвернулся, сделавши вид, что знать Ежи не знает и вовсе даже по нем не топтался. Ежи сел. Потянулся. Выглянул в окно, отметивши, что солнце встало и давно уже. Вот ведь… могли бы и разбудить. Подавив зевок, он поинтересовался у зверя: — Не подскажете, где ваша хозяйка? Как ни странно, зверь поднялся и неспешно, будто бы гуляя, направился к выходу из комнаты. Впрочем, на пороге он оглянулся и произнес: — Мря. — Да, конечно, я иду. Только слегка вот… — Ежи обтянул мятый кафтан, отметив, что тот не только мят, но и грязен, да и пару пуговиц где-то потерялись, а ведь гербовые, зачарованные. …и подлежат специальному учету по десятой форме. Или девятой? Зверь фыркнул и толкнул дверь, которая отворилась легко и беззвучно. Ведьма, как ни странно, обнаружилась на кухне, да не одна. На высоком стульчике, прижимая к груди лысого уродца, в котором все же угадывалось некоторое сходство с роскошным рыжим зверем, восседала Лилечка. А на полу… Нет, Ежи знал, что ведьмы любят животных, но все же как-то… не в таких количествах, что ли? — Доброго дня, — ведьма поставила фарфоровую миску, судя по монограмме, из коллекции родовой посуды, на пол. В миске виднелась кучка чего-то бело-розового, с темными крапинками. — Как спалось? — Благодарю, замечательно… Рядом с первой миской встала вторая, наполненная, кажется, мелко резанным мясом. И третья. …а ведь за каждую дадут пару сотен золотых, не торгуясь. За вейсенский-то призрачный фарфор… а она из них кормит… к слову, кого? — Что это за звери? — позволил себе поинтересоваться Ежи. Мелкие. И еще мельче. И крупные. Лохматые. Длиннохвостые. Рыжие, черные и какого-то совсем уж непонятного окрасу, то ли серые, то ли голубые. — Котики, — сказала ведьма. — Коты. И кошки. И вздохнула так тяжко-тяжко, добавив: — Правда, еще скорее даже котята. К счастью… Котята урчали, ворчали, мяукали и толкались, спеша добраться до содержимого мисок. И только знакомый Ежи рыжий с легкостью запрыгнул на стол, оттуда наблюдая за суетою. Да лысый уродец на руках Лилечки тоже не спешил присоединиться к прочим. Если он тоже был котом. — Они полезны? — Очень, — сказала ведьма. — Скучать вот не дают. Кто-то тоненько запищал, пытаясь выбраться из кучи лохматых тел. — Надо бы их отдельно, но… тогда точно не справлюсь. — А зачем вам столько? — поинтересовался Ежи осторожно и, наклонившись, помог выбраться зверьку, застрявшему под комодом. Зверек в благодарность тяпнул за палец и поспешил к мискам. — Сама не знаю. Так получилось… а вы себе котика не хотите? — Хочу, — вдруг сказал Ежи. — Этого вот. Если можно. Рыжий повернулся к нему, и ухо его дернулось. А потом… Ежи готов был поклясться, что на морде появилось выражение снисходительно-довольное, будто иного зверь и не ожидал. |