Онлайн книга «Понаехали!»
|
Антошка… дурноватый, но котов любит. И ведьме тоже. Правда, Баська не была уверена, что богиня благословляет ведьм, но вот… вдруг. Стася ведь хорошая, непутевая только. Неприкаянная. Вот пусть и прикается со своим мажиком, который, хоть и ударенный на голову, и не мажик вовсе, но неплохой. И князю тоже самую малость. Его жалко. Потому как с ведьмою у него ничего не выйдет, но и к лучшему, ибо не любит он её, а кого любит, о том молчит, хотя и без того оно понятно. Горыне… пусть и боярского роду, а не гордая, не смотрит на Баську сверху вниз, и говорит нормально. И… и всем-то добрым людям. Камень вдруг отозвался, сделавшись горячим-горячим, вспыхнул так, что в голове Баськиной вдруг редкостное просветление наступило. И в этом просветлении она четко осознала: дура. Как есть дура! Сидела бы ровно, глядишь и наладилось бы все. А она… понадобился ей царевич! И главное, на кой? Что она об том царевиче знает-то? Баська хотела было сказать, что передумала, но её подхватили под локоток и с помоста потянули. А она растерялась и потянуть себя позволила. Вот ведь. Вставать пришлось до рассвета. Честно говоря, Мишанька от души надеялся, что высочайшая честь быть представленным к царским смотринам обойдет-таки его стороной. Ввиду некоторых обстоятельств. Но… - Улыбайся, - ведьма-наставница, оглядевши Мишаньку препристально. И самолично поправила высоченный кружевной воротник, который крепили на плечах особыми завязками. Причем крепили так, что железные штыри, на которых, собственно, воротник держался, упирались в плечи. И в спину. И… В общем, улыбку Мишанька изобразил, решивши, что с ведьмою спорить – себе дороже. - Чудесно, - его ущипнули за щеку. – Сейчас до храма и обратно… Ехать пришлось недалече. Храм при школе имелся, пусть и по старому обыкновению поставлен был в стороне, то ли чтобы ведьм не смущать божественной силой, то ли наоборот. Был он невелик и неказист. Тяжелая серость камня слегка смягчалась яркостью цветов, которых подле храма высадили в превеликом множестве. - Красота какая! – восторженно выдохнула хрупкая ведьмочка, изо всех сил стараясь не крутить головой, что, правда, не получалось. И оттого её воротник слегка покосился с одной стороны, что не осталось незамеченным наставницей. - Держите себя в руках, - сказала она строго, и под взглядом её юные ведьмочки притихли. – Помните, что вам выпала высокая честь… Мишанька подавил вздох. Хотелось спать. И есть, ибо кто-то там решил, что богине голодные ведьмы милее сытых. И содрать этот треклятый воротник. Поскрести спину. И между грудей тоже. Раньше Мишанька и предположить не мог, что в этом вот месте может что-то там скрестись. А вот поди ж ты… оказывается… Ведьмочки выстроились согласно списку. На друг дружку они не глядели, да и вообще смотреть старались исключительно под ноги. И если бы не роскошные – по случаю, небоось, в школе-то ведьмочки носили обыкновенные серые платья из не самого лучшего сукна – ничем-то они не отличались бы от обыкновенных девиц. В том и опасность. Мишанька оказался последним, и не удивился, и сквозь корсет ощутив острие зонта наставницы. - Не вздумай дурить, - сказала та. - Я что? Я ничего… и вообще… - с зевком сладить не вышло, но вот рот Мишанька рукой прикрыл и поморщился, до того ядрено были надушены перчатки. – Чего я тут? Как ни странно, но ответом его удостоили. - Высочайшее распоряжение, - он, не оборачиваясь, понял, что наставница поморщилась. – Доставить всех девиц годного для брака возраста. Вот… вот хоть Мишанька и привык, почти привык, к некоторым подлостям нынешнего своего тела, а все одно ощутить себя девицей годного для брака возраста у него не получалось. - Потому просто постой. Придет очередь, коснешься камня и потом обратно… …вернутся они, если все пойдет так, как оно сейчас, едва ли к обеду. Но, может, в честь этакого события их хоть покормят нормально, а не этою обычною для школы размазней без масла и сахара. Впрочем, судя по тому, как противно заурчал живот, он бы и от каши не отказался. Ни от чего не отказался. Меж тем церемония шла своим чередом. Девицы подходили к камню, подле которого на лавочке мирно дремал старый жрец, а за ним и писарь, поставленный для порядку. Правда, писарю лавочки не досталось, но он был человеком в государственных мероприятиях опыт имеющим, а потому дремал стоя и вполглаза. Девицы называли имя. Писец, приоткрыв глаз, записывал его, жрец, глаз не открывая, кивал – со временем у Мишаньки даже появилось смутное подозрение, что кивал он во сне, безотносительно процесса – но девица после кивка робко касалась куска гранита. И застывала. Ненадолго. До второго кивка, обозначавшего, что время вышло. Девица всхлипывала, которая громче, которая тише, и уступала место следующей. Так оно и шло, тихо, неспешно. Убаюкивающе. Верно, Мишанька и сам задремал от избытка окружавшей его благости, если очнулся уже от тычка меж лопатками. Этак она и дыру пробьет! Он хотел было ответить, но тут писец, раздраженный молчанием, рявкнул: - Имя! - Михаил! – отозвался Мишанька. – Гурцеев. Писец моргнул. Жрец приоткрыл глаз. - Михаила… - поспешила поправить ведьма-наставница голосом столь сладким, что Мишанька осознал, обеда может и не быть. – Гурцеева… - Михаила? – переспросил писец, окончательно выбираясь из оков сна. - Папенька мальчика ждал, - ведьма уперла треклятый зонтик в спину. И Мишанька кивнул. Вот ведь… - Иди, дитя мое, - жрец поглядел сочувственно. И рученькою махнул. Давление зонтика усилилось, и Мишанька покорно шагнул к камню, мысленно прокляв тот миг, когда в голову его вообще взбрела дурная мысль жениться на ведьме. Поверхность камня оказалась вдруг совершенно некаменной. Мягкой, бархатистой даже. И теплой. И жаль вдруг стало его. Лежит тут, несчастный, и всем-то вокруг от этого камня чего-то да надо. То благословения, то еще какой глупости. И никто-то не понимает, что у камня тоже есть душа. Может, он вовсе человеком был прежде, а потом случилось с ведьмою встретиться, вот она и зачаровала. Камня стало жаль. И себя еще. И всех-то вокруг, должно быть от голода, ибо прежде Мишанька за собою этакого не замечал. Но он нисколько не удивился, когда камень отозвался на эту вот жалость. Тепло усилилось. А после камень и вовсе засветился. Ярко так. |