Книга Ты мой яд, я твоё проклятие, страница 39 – Анна Мичи

— Попался, как зелёный пацан, — сказал он с досадой. — Он обвёл меня вокруг пальца. Не знаю, как, но он ухитрился полностью скрыть своё присутствие.

— Ты о ком? — сердце забилось быстрее. В груди заныло плохое предчувствие.

— О Рейборне, о ком же ещё, — дин Ланнверт бросил на меня нечитаемый взгляд. — Кто ещё мог достать меня через защиту, да ещё и тёмной магией. Во всей Ране есть только один человек, способный на такое.

— Ты его видел? — я не могла поверить, но знала, что дин Ланнверт не станет обманывать меня. Ему незачем это делать.

— Нет, но это точно был он. Отпечаток его магии я узнаю даже на том свете.

— Может, это его ученик? Или кто-то специально подражал его магии? Может, кому-то третьему выгодно, чтобы вы враждовали?

— Глупости. Не старайся обелить своего отца, птичка. У него есть основания желать моей смерти.

Неожиданно ласковое обращение заставило меня замолчать. Особенно вкупе со смыслом всей фразы. Я знала, что дин Ланнверт ненавидит отца. Но не догадывалась, что это может быть взаимно. Мне казалось, отец даже не подозревает о его существовании, и тем более не может желать ему смерти.

— Что это за основания? — спросила я, стараясь скрыть дрожь в голосе.

— Тебе неинтересно, это мужские игры.

— Скажи… пожалуйста.

Дин Ланнверт пожал плечами, чуть вздохнул, как будто досадуя на моё навязчивое любопытство. Монотонно заговорил:

— Я обложил его по всем фронтам, я увожу у него заказы, я убиваю его людей, день за днём загоняю его в угол. Я очень давно на него охочусь. Я его самый главный соперник, птичка. Деньги, положение, имя — я отрываю от него по кусочку. Но пока что мне не удавалось ранить его в самое нутро. Он очень тщательно хранит то, что ему по-настоящему дорого. Но теперь у меня есть ты, — дин Ланнверт вдруг протянул руку и коснулся моего лица.

Я поспешно отвела глаза. От этого прикосновения меня словно облило лавой.

— По-моему, ты ошибся. И я сама тоже. По-моему, я вовсе не так дорога отцу, как ты думаешь. Ведь иначе он бы не оставил… меня здесь.

Дин Ланнверт тоже ничего не ответил, только хищно и загадочно усмехнулся.

— Так что именно произошло? — пытливо спросил он. — Я помню, как он достал меня… а потом ничего толком не помню, — он поморщился, — пока не очнулся от вашей базарной склоки.

— Базар… — я задохнулась от возмущения. Потом поймала в его глазах искорки смеха. Ах негодяй! Да он смеётся надо мной. — Ваша невеста меня чуть не задушила, мессир!

— Невеста?

— Невеста, наречённая, мне всё равно, — я пожала плечами и отвернулась. Это слово, свидетельствовавшее об их близости, меня ранило.

Точно, я и забыла, она же его невеста. У неё есть права на него. Почему он тогда сидит здесь, со мной? Шёл бы утешать свою драгоценную!

— Почему «невеста»? — дин Ланнверт вдруг усмехнулся. — Кто тебе такое сказал?

Я метнула на него непонимающий взгляд. Кто именно сказал, я уже и забыла, то ли дин Койоха, то ли близнецы, постоянно отпускавшие шуточки на тему их близости. Да и поведение Мелины говорило само за себя.

— Мы с ней учились вместе, — это прозвучало почти как оправдание.

— Только учились? — недоверчиво спросила я.

— Только или не только, какая разница, — дин Ланнверт поморщился. — Меньше слушай её. И ты расскажешь наконец или нет? Или мне идти расспрашивать Мелину? Это ведь сделала ты? Сняла проклятие. Как? Мне нужно знать.

Под его пытливым взглядом я чувствовала себя как на плахе. Вытянула из-под одеяла руку. На ней всё ещё красовался чудом не слетевший его перстень.

— Вот… собственно, это всё, — я стянула его, положила на протянувшуюся навстречу широкую ладонь. — Я приказала ему… твоей тёмной сущности.

— Ты приказала? — дин Ланнверт сделал ударение на первом слове. Быстро надел кольцо на законное место и перехватил мою руку, не давая убрать обратно под одеяло.

У меня невольно загорелись щёки от интимной близости этого прикосновения. Я сбилась с заготовленной реплики:

— Д-да… вспомнила… демоны свободно обращаются с тёмными чарами.

— Это верно, но как ты смогла ему приказать? — дин Ланнверт смотрел на меня так, словно у меня выросли рога. — И как тебе вообще пришла в голову такая опасная идея?

— Зато она сработала, — я вырвала руку и всё же спрятала её под защиту тёплого одеяла.

— Ты… нет, ты не понимаешь, — дин Ланнверт разгорячился как-то вдруг, схватил меня за плечи, затряс. — Это какое-то чудо, что она сработала, что Фараиту не сожрал тебя! Девчонка, ты вообще понимаешь, куда ты лезешь? Ты могла умереть — и куда худшим способом, чем ты можешь себе представить! И… и я не понимаю, зачем? Почему ты вообще решила помочь мне?

Он нависал надо мной, заставив невольно вжаться в подушку и крепче прижать к груди одеяло. Глаза сверлили меня, не отпуская ни на миг, сверкали, метали молнии.

А ведь это страх. Он кричит потому, что испугался за меня. Запоздалый страх.

И я вдруг перестала бояться сама. Родились какие-то другие чувства, придающие уверенность, окрыляющие, уносящие туда, откуда нет возврата. Я выпростала руку, погладила дин Ланнверта по щеке. Успевшая отрасти щетина, ещё не заметная глазу, чуть кольнула ладонь.

Он перехватил её, сильно, до боли сжал. И всё это не отпуская взглядом моих глаз. Помотал головой. Повторил:

— Почему ты спасла меня? Я твой враг. Твой и твоего отца. Почему? Говори!

Голос был жёсткий, а взгляд — взгляд совершенно отчаянный. Безумный. Требующий, пронзительный, ранящий взгляд.

— Я думала, ты умрёшь, — шепнула я. Внутри стало так горячо, почти нестерпимо, как будто проснулся вулкан, как будто я сгорала в собственном огне. Он посмеётся надо мной сейчас. Вывернет всё наизнанку, сравнит с Мелиной или назовёт идиоткой. Он, конечно, прав, затея была и впрямь идиотская. Но я не могла уйти, сбежать, оставив его умирать.

Дин Ланнверт молчал, а потом резко спросил, отпуская мою ладонь:

— Я тебе дорог?

Вопрос не успел отзвучать, а я — ответить даже самой себе, как дин Ланнверт перебил:

— Молчи! Ты лжёшь. Скажи, что ты всё лжёшь. Ты Рейборн. Ты хочешь только поймать меня, посадить на крючок лживых признаний.

Я только покачала головой.

— Меня действительно… вытащила ты? Если это правда… это ведь правда? — спросил он лихорадочно и, не дожидаясь ответа, сам продолжил: — Ты ведь могла дождаться, пока я сдохну. Я мог сдохнуть, если бы не ты. Ты сделала это потому, что… выбрала меня? Не своего отца? Не свободу? Да скажи же хоть что-нибудь!

А я ничего не могла сказать. Горло, и так измученное лентами Мелины, сжалось, не пропуская ни звука. Да я и так ничего не сказала бы. У меня не было ответа на его вопрос. Выбрала? Я ничего не выбирала. Я просто делала то, что не могла не делать. И я была полна намерений убежать, убедившись, что с ним всё в порядке. Просто не успела. Я и сейчас была полна этих намерений.