Книга Ты мой яд, я твоё проклятие. Книга вторая, страница 17 – Анна Мичи

Я замерла, позабыв о стынущем чае. Это звучало точь-в-точь как история Сейджа. Вот только дин Койоха, который мне её и рассказал, не упоминал, что мать Сейджа была близка… с моим отцом. Боги, и она наложила на себя руки из-за него. Вот почему Сейдж обвинял моего отца в смерти его матери. Но ведь это… скорее трагическая случайность, разве не так? Или у Сейджа были причины полагать, что отец и впрямь приложил к этому руку?

Я поймала себя на мысли, что не хочу знать подробностей. Не хочу копаться в грязном белье отца, выяснять о его прошлых любовницах, о разбитых жизнях. Не хочу, чтобы его образ, и так уже очень далёкий от сильного и доброго отца моего детства – окончательно потускнел и испачкался.

– Твой отец, знаешь, – продолжала бабушка, – был очень красив в молодости. Он нравился женщинам. Разбил немало сердец. Ох, твоя мать, дурочка, тоже крепко его любила поначалу. Думала, вылепит из него верного мужа. Да куда там.

– Ты хочешь сказать… он ей изменял? Поэтому они развелись?

Боги, ещё одна подробность, которую я не желала знать.

Бабушка поджала губы и посмотрела куда-то поверх моей головы.

– Нет, этого я не скажу, – наконец ответила ворчливо. – Утверждать ничего не стану. Да и хватит ворошить старое.

***

– Как же так!.. Только приехали… Да как же так, – Есена бестолково суетилась вокруг фиакра, нанятого, чтобы добраться до вокзала. То перекладывала чемодан так, чтобы его удобнее было доставать, то поправляла уложенную сверху корзину с пирогами (сама настояла, чтобы мы взяли еды в дорогу), то перевязывала узлы.

– Успокойся, – величественно произнесла бабушка. – Ордон – не тот свет, ничего страшного не происходит. Когда-нибудь они всё равно должны были уехать.

Я обняла её, внутренне улыбнувшись невозмутимости, взяла из её рук с интересом смотрящую на сборы Алайну, передала уже занявшей место в фиакре Фессе и сама села рядом.

Сердце болело уезжать так внезапно, я сама была огорчена не меньше Есены. И знала, что бабушка разделяет мои чувства. Но другого выхода не оставалось: нам нужно было бежать, пока Сейдж не вернулся.

Хоть всё моё существо и тянулось к нему, я отлично понимала: находиться с ним рядом опасно. Он одержим, он в любой момент может втемяшить себе в голову, что я предательница и шпионка, может попытаться разлучить нас с Алайной… и хорошо, если только разлучить.

Вдобавок, Сейдж был в Диомее вне закона, его разыскивали королевские власти, так что, говоря по-хорошему, любая связь с ним была бы преступлением против короны.

А я была уверена, что он снова явится за мной. Знала это так же чётко, как то, что солнце встаёт на востоке.

Наша внезапная встреча снова связала наши жизни в тугой узел, и если не разрубить его насильно, хотя бы таким вот поспешным побегом – одни боги знают, что произойдёт.

Бабушка и Есена провожали нас до последнего, пока мы не перестали видеть друг друга. Есена махала, то и дело утирая слёзы, а бабушка просто стояла вросшим в землю каменным столбиком и неподвижно смотрела нам вслед. Я тоже высовывалась из окна фиакра, пока домик в лиственных купах не заслонили другие дома и деревья. Тогда откинулась на сиденье и тяжело вздохнула.

Ещё позавчера, после того, как Сейдж ушёл, после беседы с бабушкой, я вызвала отца с помощью амулета связи и предупредила, что мы уезжаем. Он пытался отговорить меня, хотел, чтобы я вернулась в замок, рвался прийти к нам и обсудить, но я была непреклонна. И отец смирился, только прислал с доверенным деньги и разные вещи, в том числе для Алайны. Эта маленькая забота меня сильно тронула. Отец словно говорил этим жестом, что готов признать её.

Правда, я отлично сознавала, что, пойди я ему навстречу и на самом деле вернись в замок – Сейдж опять решит, что я его предала.

Сейдж… Он был самой главной причиной моего бегства – и одновременно тем, что делало это бегство невыносимо мучительным. Сердце рвалось в клочья при мысли, что я никогда его больше не увижу. Что снова теряю – после того как он едва появился передо мной, вернувшись с того света, воскреснув из мёртвых. После того как отменил покушение на отца, потому что я могла пострадать. После того как появился в нашем маленьком домике – и оторопел, увидев у меня на руках младенца.

Я бросила взгляд на Алайну. Она сидела в своей корзине, подоткнутая подушками, и смеялась в ответ на заигрывания Фессы.

Сейдж так и не узнал в ней свою дочь. Это тоже заставляло грустить, где-то внутри – тоскливо сжиматься, ныть от желания всё рассказать ему. И одновременно опасение за жизнь Алайны гнало скорее оставить Диомею.

Мы ехали где-то с пятнадцать минут и, по моим меркам, уже приближались к вокзалу, когда раздался резкий свист, лошади всхрапнули, и фиакр остановился. Фесса выглянула в окно, я осталась сидеть на месте, хотя отчего-то накатила тревога. Чтобы успокоиться, я взяла Алайну на руки, стала целовать её мягкие волосики и ушко – а она хохотала и повизгивала в ответ.

Снаружи слышались мужские голоса. Смысл фраз до нас не доносился, но звучали они властно, так, словно говорившие имели право приказывать.

– Что такое? – крикнула Фесса, высунувшись сильнее.

К окну с её стороны подошёл человек в форменной фуражке. Приложил руку, отдавая честь, и строго попросил:

– Назовитесь, пожалуйста.

Фесса испуганно оглянулась на меня. Я подалась вперёд и мягко поинтересовалась, что произошло.

Вместо ответа человек показал хорошо знакомую бляху, я видела её у отца, только у отца она была крупнее и замысловатее – капитанская.

– Королевская магическая стража. Ваше имя, нейди?

– Тинна Ивелин, с дочерью и прислугой.

Стражник кивнул, словно именно это и ожидал услышать. Снова поднёс руку в фуражке и сообщил:

– Именем короля, вы подозреваетесь в государственной измене и должны проследовать за мной.

Фесса вскрикнула, а меня словно оглушили, даже лепет Алайны перестал доходить до разума. Мир закружился перед глазами. Государственная измена? О боги, неужели отец решил таким способом задержать нас? Или… дело в Сейдже?

Нас пересадили в другой экипаж, с тщанием перенесли наши узлы и баулы. Алайна вертела головой, разглядывая хмурых людей в форме. Для задержания выделили целый отряд, человек десять, включая конных. На мои вопросы никто не отвечал.

– Это какое-то недоразумение, – чётко сказала я Фессе, когда за нами закрылись дверцы выкрашенного в чёрный арестантского экипажа. – Всё сразу выяснится.

Она нервно кивнула в ответ, но было видно, что она в панике: бледная, с огромными глазами, с капельками пота на висках, волосы на которых завились в лёгкие колечки. Мне тоже стало не по себе в этом экипаже, на окнах которого стояли решётки, а дверь нельзя было открыть изнутри.

Что хуже всего, меня заставили отдать амулет связи, и я даже не могла вызвать отца. Оставалось только смотреть в окно, угадывая улицы, по которым мы ехали, и пытаясь представить, что ждёт в конце пути. Королевский дворец? Или тюрьма? Или всё же отец решил вернуть нас силой, запереть в замке?..