Книга Живые тридцать сребреников, страница 21 – Петр Ингвин

— Если честно, то нам нужно поговорить, — сказала Герда, когда окончательно устроилась, — а случай никак не подворачивался. Но сначала, как принято в приличном обществе, обсудим погоду и всякие посторонние темы — потянем интригу. Как тебе это? — белесый взгляд указал за стекло, где бесновалась метель.

Знакомо с детства, бывает намного хуже. Ветер — это из-за набранной высоты, а внизу сейчас мелко вьюжило, пешего в лучшем случае заметет, но никак не унесет случайным порывом.

— Нравится.

— И мне. Люблю, когда что-то гордое встречается с непокорным. Тебе хорошо с Мирой?

Молниеносная смена темы не удивила, Сергей ждал чего-то подобного. А если вдуматься, то тема осталась той же, сменился ракурс.

— Должен бы ответить, что это касается только нас с ней, но скрывать не собираюсь. Хорошо.

За стеклянным колпаком продолжала бушевать природа.

Только ли за стеклом?

— С планами на профессию определился?

— С этим туговато, ничего конкретного. А ты?

— Зависит от многого. — Герда глядела за борт. Повернутое боком лицо показывало четкий профиль, раньше такие чеканили на монетах, когда деньги не были виртуальными. — Думаю, это лучше решать с человеком, с которым хочется двигаться по жизни дальше. Ты, как понимаю, в следующий раз выберешь Амелию?

— Так далеко не заглядываю.

— Хорошо ушел от ответа. Все же напомню про запрет выбирать одну кандидатуру три раза подряд и повторю: на ближайшей смене партнеров, когда продлить с Мирой будет нельзя, тебе захочется иметь рядом близкого человека. Ты действительно уверен, что Амелия лучше других подходит на эту роль?

Сергей на миг задумался — совсем не о том, что могло показаться со стороны.

Как объяснить, что ему все равно? Теперь он живет настоящим, остальное не важно.

— Иногда выбирают не умом, а сердцем, — высказал он, наконец.

— А бывает наоборот. Если бы Мира выбирала сердцем, она жила бы сейчас за тридевять земель.

Стало неприятно.

— Перед вторым выбором я разговаривала с Виком. — Герда по-прежнему глядела вниз, а не на Сергея. — Он позвонил сам, спрашивал, как у вас дела, нет ли проблем.

У Сергея заныло в груди, а в животе образовалась невесомость. Затем ее сменила противная тяжесть — так бывает, когда съешь что-то протухшее. Герда с невозмутимым видом продолжала, словно не сыпала соль в кровавое месиво, недавно бывшее сердцем… или делала это специально:

— Я сказала, что все хорошо, Мира счастлива. Правильно?

— Наверное. Не знаю.

— А лицо показывает, что мой ответ тебе понравился. Это еще один балл в мою пользу. — По тонким губам пронеслась тень улыбки. — Я прямо спросила Вика про Миру, что он думает о себе и о ней в плане будущего.

Синусоида, что ненадолго вознесла с самого низа, вновь обрушила — и на этот раз пробила дно.

— На самом деле Вик ждет, что Мира одумается. Сначала он хотел, чтобы она доказала любовь действиями, совершила что-то сама, без подсказки — где-нибудь пересеклась с ним вроде бы случайно, — Герда улыбнулась одними глазами и оправила платье, — или написала и передала письмо, как в старину… А она вновь выбрала соперника. Тогда Вик внес ее в черный список, чтобы не сорваться, если она позвонит по любому, пусть совершенно постороннему, самому безобидному и не связанному с отношениями поводу. И тебя внес. Он боится. Тебя, ее или себя — врать не буду, не знаю. Вик ни о чем не просил, но рассказал, что подаст заявку и надеется, что Мира сделает так же.

Вик ждал! Он намекал Герде, что она обрела бы Сергея, если Мира будет с Виком…

И он хотел, чтобы она передала это Мире.

— Поскольку напрямую Вик ничего не просил, я не рассказала Мире о звонке. Правильно?

Сергей промолчал.

Вик просчитался. Герда продумала ситуацию глубже. Девушки всегда лучше разбираются в отношениях, их интуиция заточена именно под это. Впрочем, и подводит она их чаще, чем парней. Странно, нелогично, но не оспорить.

Герда кисло улыбнулась одной стороной губ:

— На распределении я хотела выбрать тебя, но Амелия опередила бы, а ее уход разочаровал бы Ганса. Сейчас все счастливы.

— Все? — Сергей не удержал горечи.

— В основном. Остальные почти счастливы, у них есть надежда, под которую теперь заложено основание. Одни получили, что хотели, другие получат позже. Разве плохо?

Летающее такси опустилось у выросшего из поверхности входа — ярко зеленого грибка с утыканной ледяными торосами крышей. Герда замерла, словно чего-то ждала, странный взгляд застыл, и все ее тело застыло. Но увидев, что Сергей застегивается, она с непонятным неудовольствием расслабилась, на губах вновь заиграла печальная улыбка:

— Не забывай о нашем разговоре.

Она улетела, а Сергей, наскоро проведав родителей, в тот же день помчался обратно.

Рассказать Мире? Все и так как-то не очень, а если она узнает, что Вик ее ждал…

Вопрос второй: если рассказывать — как это сделать, чтобы тет-а-тет с Гердой выглядел случайным невинным событием? По аналогии Мира решит, что и ей можно секретничать с чужими партнерами, а человек, с которым ей захочется уединиться, на ум приходит один-единственный. Разрешать такие свидания Сергей не намерен.

Вот и ответ раздумьям.

Ночью он снова был счастлив. Рассчитывал, конечно, на большее, но и то, что дозволялось, превосходило ожидания. Он отдал бы все — деньги, время, карьеру, свободу, жизнь — за продолжение жизни, в которой нет места третьему. Другими словами — за любовь. За свою неразделенную, но счастливую любовь, которая обрела настоящее, и у которой забрезжило будущее.

Дни побежали веселее, дела спорились, учеба давалась легко. Учителя хвалили, одноклассники ничего не замечали. На одной из перемен, когда Сергей выходил из туалета, его перехватил Ганс:

— Можно на пару слов?

Они сдвинулись с прохода.

— Не хочу, чтобы кто-то услышал. — Ганс еще раз огляделся, и, прежде чем начать, прокашлялся. — Дело касается меня и тебя. До распределения рукой подать, и я хочу сделать, чтобы все были довольны. Не ухмыляйся, так бывает.

Видимо, лицо выдало унылые мысли по поводу сказанного, Сергей часто думал о том же.

— Я не ухмыляюсь. Прости.

— Тогда не кривись, словно кислоты хлебнул. — Последовала пауза, в которой Ганс сделал вдох-выдох и снизил голос. — Не думай, что не знаю, как Амелия по тебе сохнет. Мне это неприятно. — Он на миг стиснул зубы. — Дело в другом: с тобой она будет счастлива. Я всей душей желаю, чтобы Амелия получила все, чего хочет. Мне будет больно, следующие три месяца я буду бросаться на стены, но выхода нет. Твои чувства к Мире, естественно, никуда не денутся, они сгладят мою боль, потому что Амелия для тебя всегда будет второй. Для меня — вечно первой и единственной.