Онлайн книга «Исландия»
📃 Cтраница 66
									| 
												 Лавры, олеандры, скала и море. 
Серебристый эвкалипт 
впитывает свет луны. 
Ночь вытесняет дыхание. 
Наконец планета снимает 
повязку с глаз и жмурится 
от рассвета. Люди, 
превратившиеся в статуи. 
Холодные лучи солнца. 
Стихи похожи на дерево, 
растущее из скалы. 
Бумага в такие времена 
становится зеркалом, 
обращённым в прошлое 
с точностью, не достижимой ни 
памятью, ни рождением. 
Струйка времени пропала 
в белой бездне. Ты пытаешься 
различить в ней свой собственный голос. 
Растраченные видения твой клад. 
Начало и конец безразличны 
друг к другу. И тем более к тебе. 
К твоим странствиям, твоим 
дням и ночам, к горю и любви, 
обидам и радостям, всё это – 
бессмысленная груда, если 
ты не вверишься этой пустоте. 
Откажись обрести в ней свои утраты: 
юность и старость, всё, что было отдано 
этому белому листу бумаги. 
* * * Расскажи о том, чего никто не видел, 
а они посмеются. Всё равно – 
ты ведь знаешь, что каждый 
в плену видений, но ни за что 
не признается, что одинок. 
Однажды я плыл по реке ночи. 
К рассвету туман наполнил берега. 
В тальнике просыпались птицы. 
На стоянках я видел палатки, 
дымились угли ночных костров. 
Донки под углом входили в омуты. 
Слова проплывали деревьями. 
Близ реки невозможны руины. 
Половодье стирает их с земли. 
Близ реки царит новизна. 
В той реке сбывались сны. 
В первом свете зари они обращались 
лицом к небесам. Я плыл среди них. 
Я видел, как раскрываются губы 
солнечной розы, как лицо красавицы 
уносилось теченьем, как руки 
её тянулись, предлагая наготу и 
новое время. Не было ничего 
ослепительнее и темнее этой реки, 
состоявшей из чернил забвения. 
* * * Есть слова моря, а есть слова земли. 
Слов моря заведомо меньше. 
Что вообще мы знаем о море? 
Только то, что оно старше. 
Слова моря – это знание о 
бескрайности, о том, что такое 
бездна. И молчание. 
Плоды земли больше 
не помещаются в строчки. 
О пустоте много не скажешь. 
Земля не терпит пустоты. 
В ней всё идёт в дело. 
Прорастёт клен, взойдут озимые. 
Возникнут руины. В то время 
как концы в воду, и всё – 
больше ничего не скажешь. 
Зато: как заманчиво то, что 
нельзя разглядеть с берега, с самой 
поверхности волн – этих учителей 
размеренного молчания. Как 
влечёт море прозрачностью. 
Как оно порой учит 
быть кем-то другим. 
Как и облака, на которые море 
никак не может наглядеться. 
* * * Небо звенит от зноя. 
Солнце остановилось. 
Море молчит, как раковина, 
приложенная к виску. 
Птица не вскрикнет. 
Ящерка не шевельнется. 
Уж вьётся в выжженной траве. 
В такой полдень я пришёл 
к источнику. Две недели я жил 
на берегу бухты, стирая одежду 
в прибое, привалив её камнями. 
Я наполнил бутылки из 
тёмного пластика ледяной водой 
и поставил на солнце греться. 
На склонах Эчки-Дага иногда 
вскрикивали цикады. И снова 
воцарялась толща 
оглушительной тишины. 
Море блистало внизу. Колосс 
солнечного света 
расправлял свои плечи. 
Тогда, у источника, я встретил тебя. 
Мы по очереди ополоснулись, 
наслаждаясь пресной водой, и 
отправились завтракать в посёлок. 
По дороге ты рассказывала, как июнь 
провела в Ришикеше, что там 
белым людям охотно подают 
милостыню. Мы болтали обо всём 
на свете, и перед моими глазами 
мерцала твоя нагота, только что 
открывшаяся у источника. 
Таким было наше падение 
в рай, полный молчания 
моря, предгорий, полдня. 
* * * Мир лучше в телескоп. 
Когда-то я полюбил амфитеатры, арки, 
акведуки, раковины сцен – 
именно за то, что они обучали 
этому обезболивающему взгляду 
в окуляр. Некой завершённости, 
пусть обманчивой птичьей 
оптике – смотреть на беспамятство, 
на ложные воспоминания, на 
вторжение угасания, на боль – 
с точки зрения души, 
расстающейся с телом. 
Красота всегда нас 
отталкивает от истока. 
Черновик прошлого в огне: 
огонь исцеляется только огнём. 
Нынче выдался сумрачный день 
в окрестностях Иерусалима. 
Все решения отложены. 
Вокруг склоны, разбитые на ярусы 
оливковых садов. А где-то 
на западе стальное море 
полно штилевых зеркал. 
Так доносит мой окуляр 
этот апрельский свет, эту 
муку, с которой время 
вновь всматривается в Пилата. 
Брызнул дождь, и солдаты 
берут копья на караул. 
* * *  | 
										
Реклама