Книга Плохая девочка, страница 13 – Елена Сокол

И разозлившись на самого себя, я захлопываю ящик и закрываю шкаф. Нельзя позволить этому дерьму захватить мои мысли. Нельзя!

— Мы с Лео познакомились на танцах. — Слышится голос матери, когда я спускаюсь вниз. — Знаешь, а ведь я когда-то была звездой этого города. Примой! — Она хохочет. — По мне и не скажешь теперь, да? Но когда-то, до травмы, я была красивой, худенькой и танцевала партию Кармен.

— Не может быть! Кармен?

— Серьезно!

Слышится топот. Наверняка, мама показывает, как блистала в свои лучшие годы на сцене.

— Вот это да!

Я останавливаюсь на последней ступени. Мать с Лео танцуют у входа в столовую. На отчиме брюки с золотистыми подтяжками, белая майка и стоптанные туфли на низком каблуке, а на голове — широкополая шляпа. На матери халат с вышивкой — явно с чужого плеча, мягкие тапочки, а в волосах — роза. Довольно сюрреалистичная картинка, но это именно то, к чему я привык дома. Шум, смех и балаган, достойные бразильских сериалов.

— Браво! — Хлопает им Мариана.

Ее лицо светится неподдельной радостью.

— Спасибо, Лео. — Мать отвешивает поклон своему сожителю, а затем возвращается за стол. — Так вот. — Она берет руку девушки. — Когда я решила вспомнить молодость и тряхнуть стариной, я пошла в местный клуб и записалась на зумбу. Оказалось, что в соседнем зале преподают латинское направление, и вуаля! Мы познакомились с Лео!

— Вы преподаете танцы? — Искренне изумляется Мариана.

Она делает взгляд, как у олененка Бэмби, и я стискиваю зубы.

— Танго, сальсу, ча-ча-ча и бачату. — Склоняет голову в полупоклоне Лео. — У меня старшая возрастная группа.

Его шляпа валится на пол.

«Шут гороховый», — качаю головой я.

— Наверное, это очень интересно. — Говорит девушка, пока, кряхтя, поднимает головной убор. — Жаль, я совсем не танцую.

— Так не бывает! — Возмущается Лео. — Все танцуют, моя милая.

— Только не я. — Отвечает Мариана и вдруг осекается, увидев меня.

Такая хрупкая радость, наполнившая ее взгляд, мигом растворяется, уступая место печали и страху.

Надо признать, это мне больше нравится.

Правда, ужасно бесит, что она все еще пытается строить из себя недотрогу.

— Сынок? — Оборачивается мать. Ее тон ласков, но в глазах предупреждение. — Я делаю маникюр Мариане, а потом мы будем ужинать.

— Я не голоден. — Бросаю грубо. — А где бабушка?

— Отдыхает у себя в комнате. Проводи его, Лео.

— Сам найду. — Останавливаю бросившегося мне на помощь преподавателя танго для престарелых.

Мариана опускает взгляд, когда я прохожу мимо.

— Может, что-нибудь яркое? — Предлагает мать, проводя пилочкой по ее ровным аккуратным ноготкам.

Судя по тону, она старается делать вид, что никакого напряжения между нами нет.

— Ой, нет, я не люблю. — Понижает голос девушка почти до шепота. — Стесняюсь, когда на меня смотрят.

— Если не хочешь красный, давай, синий. Синий всегда поднимает настроение, ведь так, Лео?

— Так, моя звезда! — Крякает подхалим.

— Лучше светло-розовый. Вот такой.

Я оборачиваюсь и вижу, как она указывает тонким пальчиком на цвет в палитре. Мы снова сталкиваемся взглядами, и я прищуриваюсь. Мариана сглатывает и отводит глаза.

— Отличный выбор для тех, кто не любит выделяться. — Хвалит ее моя мать. — Но, все же, надеюсь, однажды ты поймешь, как красива, и отважишься подчеркнуть то, чем тебя так щедро наградила природа.

Я оказываюсь в коридоре и толкаю дверь в одну из спален.

Огромная площадь, широкая кровать, встроенные шкафы, зеркала в пол, шикарный вид из окна. Заприметив разбросанные тут и там вещи матери, ухмыляюсь — да, такую комнату она бы никому не уступила.

Бабушкина комната оказывается гораздо меньше — скромная каморка в самом конце перед поворотом к входу в бассейн. Если бы не окно, я решил бы, что ее задумывали, как помещение для хранения инвентаря.

Внутри темно.

— Ба! — Зову я, входя и прикрывая дверь.

— Мариана? — Раздается голос с кресла-качалки.

Отлично. Девчонка решила забрать у меня последнее, что осталось от отца — его мать. Единственную часть Харри, которая еще поддерживала с нами хоть какие-то отношения все эти годы.

— Нет, это я — Кай.

— Маргарита? — Слабо спрашивает она, пытаясь приподняться.

Я вздыхаю и подхожу ближе.

— Нет, ба, это я. — Беру ее за руку.

Ладонь бабушки сухая и дряблая.

— А, это ты, мой мальчик. — Она пытается разглядеть мои черты в полутьме.

Я опускаюсь на колени, чтобы ей проще было это сделать.

— Харри… он… — ее голос обрывается.

— Да, бабушка, мне очень жаль. — Говорю я.

Мне всегда было интересно, что говорил ей мой отец, когда навещал. Чем объяснял свой поступок и нежелание общаться с сыном. Он приезжал редко, но все же приезжал — к ней. Значит, их связь многое значила для него. Наверное. Спрашивал ли он обо мне? Интересовался ли моими успехами? Бабушка никогда не рассказывала об этом.

— Я дома? — Вдруг шепотом произносит она. — Почему я не узнаю эти шторы?

— Если захочешь, я отвезу тебя домой.

— Сегодня был дождь.

— Да.

— Когда Харри был маленьким, он очень любил дождь. Всегда выходил гулять. У него были маленькие желтые сапожки, такие с завязками…

Я опускаю голову на бабушкины колени и закрываю глаза. Когда ее морщинистые руки гладят мои волосы, мне всегда становится чуточку легче.

* * *

С утра мне приходится тяжко. Полночи я лежал, глядя в потолок и прислушиваясь к звукам, а теперь нужно вставать едва ли не на рассвете, отвезти в университет документы и постараться не опоздать на тренировку в новой команде. И все это в городе, в котором я еще не очень хорошо ориентируюсь. Без тачки, конечно, будет сложнее, но зато у меня теперь есть деньги — на первое время хватит.

Быстро приняв душ, я одеваюсь и складываю на дно сумки пачки купюр, сверху — экипировку и все необходимое. Прихватив клюшку, покидаю комнату. Стараюсь шуметь как можно громче — чтобы сводной сестрице жизнь медом не казалась. Пусть привыкает, ее королевская жизнь окончена. Но, на удивление, едва я спускаюсь вниз, мать огорошивает:

— Иди, позавтракай, ее нет.

— Ты о ком? — Я делаю вид, что не понял.

— Я про Мариану. — Она ставит на стол тарелку с омлетом и бутерброды. — Свалила в универ. Боялась, что опоздает на автобус.