Книга Не Господь Бог, страница 28 – Марика Девич

Ну а что ещё они могли сказать? Росгаз, галстук и мерседес придавили авторитетом.

– Митенька! Таки пришёл! – обрадовалась принаряженная техничка.

Заметив Катю, которая оглядывалась с интересом в украшенном бюджетными шариками коридоре, доверительно шепнула бывшему ученику.

– Ах, Митенька, каков! То с одной был, а уж и с другой, бери эту, помоложе, та-то староватая для тебя, – непрошеным советом лезла техничка. Виной тому было красненькое, которым были щедро заставлены накрытые по случаю парты в актовом зале.

Было шумно и душно. Дима с Катей приехали с опозданием, все уже успели поднабраться за воспоминаниями, ахами, кто как изменился, и тайным злорадством, что кто – то изменился не в лучшую сторону. Стол бывшего класса Мити был в дальнем углу. При их появлении повисло молчание, а Олеся, староста-отличница, любимица математички, аж поперхнулась шампанским «Российское» по 399 рублей. Трудно было узнать Олесю в тётке с ранними брылями и дешёвой синтетической кофте, которая обтягивала бока и делала её похожей на гусеницу.

– Митенька! Да это же наш Митенька Ушаков! – ринулась к Диме Мария Николаевна, русичка. Та самая, перед которой было так стыдно за «четвёрки».

Успела поднабраться больше всех, судя по липучим объятьям и смачному поцелую, едва не попавшему Диме в губы, если б он не увернулся в сторону.

– Светлая голова! Светлая! Я это всегда говорила! Что же не приходил раньше? – пристыдила училка.

Годы Марию Николаевну и раньше не красили, а теперь вовсе превратили в сморщенное яблочко с крашеными щеками. Русичка из последних сил молодилась, но пьянство хоть скрашивает, но не красит жизнь старых дев.

– Да всё дела, работа, – пожал Дима плечами.

Стало жаль училку, и даже смешно. Как же он боялся их всех, какими важными фигурами они казались ему, не важнее, чем мама, но всё же.

Отойдя от шока, вернулась с перекура вся честная компания. Сучков даже успел получить подзатыльник от жены за то, что у них Нива, а может за то, что у Люды никогда не было таких ножек, как у девушки Ушакова, и уже никогда не будет. Люда намеревалась взять реванш у жизни полезным знакомством, хотя бы.

– А где же ты работаешь, Митенька, что такой занятой? – не отставала русичка.

– А он у нас, Марь Николавна, в Росгазе начальником, не хухры-мухры, – подскочил Егоров.

Мария Николаевна, хоть и была изрядно напившись, тотчас же собралась.

Новость о том, что Ушаков из «Б» теперь начальником в Росгазе, немедленно разлетелась среди одноклассников. Кате делали комплименты, подливали шампанского в надежде через неё подготовить почву для возможного трудоустройства.

Никто из класса особо не преуспел, ни соцработница Олеся, ни Егоров, тоже айтишник, но перебивавшийся по случайным заказам, ни Сучков-экономист, вместе с супругой-бухгалтершей вместе работавшие в кредитной конторе, у которой вот-вот отнимут лицензию. Катя ничего обещать не могла, но внимание было, ей конечно, приятно. Она всё оглядывалась на Диму, пытаясь вырваться из окружения просителей, но тот был занят разговором с училкой. А разговор неожиданно вышел весьма интересный.

Успехи Митеньки училка связала с хорошим воспитанием его мамаши.

– Матушка, всё матушка ваша, покойница. Земля пухом. Вот оно, правильное воспитание! Уж как она вас держала, ух! В учительской всем наказывала, строго-настрого, чтоб пятёрки не ставить Митеньке!

– Что? – остановился Дима, который было хотел отвязаться от пьяной русички.

– А чтоб не перехвалили, не испортили мальчика! Вот и лепили вам четвёрочки, порой и жалко было, уж как ты старался, не то, что эти, – махнула рукой Мария Николаевна в сторону честной компании.

– Вот сука, – против своей воли вырвалось у него.

– Сука, правда сказать, та ещё была сука, раз уж ты сам прозрел, – охотно переменила жанр училка.

По трезвости б потрясла священными скрепами, да винишко толкало в расширение границ, развязывало язык. Уж больно хотелось посплетничать. Не любили в школе Инну Петровну, высокомерная, скрытная, держалась особняком, она ведь тогда уже пролезла в завучи, попробуй-ка возрази.

– А ведь все знали, – доверительно пахнула в ухо русичка несвежим дыханием.

– Что знали? – вернулся Дима из своего ошеломления правдой. И тут же на него обрушилась новая.

– Ну, кого она хотела обмануть, тебя разве, – по-бабьи уже совсем выдала Мария Николаевна. – Лётчик, Господи. Ой, – спохватилась русичка. – Ты же в курсе?

– Да, ясно, не маленький, – Диме с трудом удалось не выдать шок.

«Не лётчик, а кто?» – едва не вырвался вопрос, но он просто подлил ей ещё красненького. Сам не пил, внимательно слушал. А Марию Николаевну мало кто слушал.

– Всё морали читала, моралистка, но каково? С отцом ученика, я всё понимаю, женщина одинокая, и я одинокая, но я себе такого никогда не позволяла! – русичка попыталась выпрямить спину, но едва не упала.

Вот и стало понятным, отчего так разоткровенничалась. Они были две одинокие училки в школе. Мария Николаевна так и не позволила себе то, что позволила другая – в одиночку родить ребеночка. Пусть и от родителя ученика.

– Как его фамилия? – склонился Дима к училке.

Та подняла пьяненький взгляд и икнула. Взгляд был острый, внимательный.

– Так ты не знал, – прозрела она. – Ой что-то я, кажется, лишнего, пойду, пойду освежусь.

Училка быстро-быстро засеменила к туалетам. Дима понял, что от неё больше ничего не добиться.

Заметив, что Дима освободился, Катя наконец вырвалась из компании к тому, с кем пришла. Но компания потянулась за ней следом.

– Митяй, слушай, по старой дружбе, – подкатил Егоров.

– Он отличный специалист! Исполнительный! – нахваливала Люда своего дурака. Тот все тушевался. – А у меня самой какой опыт! Квартальные, аудит, я всё!

Ивашкин был мрачен. Он работал сторожем, хоть и говорил, что охранником. Но в данный момент был безработным и потому просто попросил в долг.

У Димы на лице была работа мысли, и эта мысль была далеко от кадровых вопросов, хотя… Это можно все увязать. Почему нет?

– Ничего обещать не могу, – вздохнул он в сторону Егорова с четой Сучковых.

А Ивашкина спросил:

– Сколько?

– Ну, хоть пятихаточку.

– Пятерку на сигареты, инфляция – хмыкнул Дима, доставая тысячную.

У Ивашкина загорелся глаз.

– Хороший ты мужик, Митяй, я всегда знал, ты уж не обижайся, – поспешно протянул он дрожащую красную лапу за купюрой.

– Кто старое помянет, глаз вон, – Дима купюру протянул, но из рук не выпустил.

– Есть одна идея, ребята, поможете?