
Онлайн книга «Не Господь Бог»
Как так получилось, что они обнимались, как последние люди на земле, и она сама попросила его остаться, потянулась поцеловать? Всё произошло само собой. А может, всему виной был отцовский коньяк, которым отпаивал её Мичурин? В любом случае, Лена тогда впервые за долгое время спокойно уснула. А Мичурин пролежал всю ночь рядом, не меняя положения, испытывая к дочке Прокофьева невероятную нежность. Он думал, что должен взять за неё ответственность. Не должен, хочет. Такое к его тридцати с ним случилось впервые. Но наутро Лена проснулась, смутилась и заверила, что ответственности за неё никакой брать не надо, справится сама. Даже когда через месяц узнала, что беременна. Мичурин немедленно предложил ей замуж. Лена мягко отказала. Решили так: дочку записывают на отца, он помогает, чем может, а расписываться и жить вместе не будут. Вернее, она так решила. Она всегда за себя всё решала, даже той их единственной ночью. Он потом понял: Лена не была влюблена, просто на него в ту ночь упал луч любви Лены к её отцу. – Пап, подпиши! Мне сегодня крайняк в деканат сдать. Надеюсь, у тебя нет судимости, – протянула бумагу Маша. – Я тоже надеюсь. Продвигается твоя Америка? Уже точно известно, что берут в программу? – спросил Мичурин, подмахивая бумагу. – Куда они денутся. Просто хочу заранее всё подготовить, чтоб без сюрпризов. Получив желаемое, дочка по-хозяйски прошла в кухню отца и без спроса полезла к отцу в бар – там всегда была среди алкоголя вредная кока-кола. Тут Лена была не властна – не её территория. Лена чмокнула Мишу в щёку, собралась уходить. – Ну пока, Мичурин, спасибо! Машка, идем! – Даже чайку не попьёте? – расстроился, кажется, Мичурин. – Меня пациент ждет, Мичурин. – А мне в деканат, – сказала Машка, допивая колу. Миша тепло обнял девчонок. – Может, встретимся, пообедаем вместе? – предложил он. – Редко видимся. – Конечно, на связи, – легко согласилась Лена. Машка вызвала лифт, она желаемое получила, погрузилась в телефон. Мичурину было жаль расставаться с ними так скоро. – Погоди, – нашёл он повод. – А как там мой девственник? Дошёл до тебя? Лена кивнула. – Ага, приходил. Миша подождал подробностей, но не дождался: – Ну, расскажи. Что там у него? – Мичурин, ничего я тебе не скажу. С ума сошёл? Врачебная этика. – Ладно тебе. Я ж переживаю за свою работу, инструмент ему поправили, его ж теперь разрабатывать надо. В дело запускать, ты уж постарайся, такой агрегат пропадает. – Мне не обязательно знать о его размерах, ладно? – Не, ну там реально есть над чем работать, – развел руками Мичурин. – Циник! – сказала Лена. Подъехал лифт. – Стойте, девчонки, деньги-то нужны? – уже в закрывающиеся двери лифта спросил Мичурин, залезая в карман. – Не, хватает, – уезжая, отмахнулась Лена. Мичурин проводил взглядом. В присутствии Лены он вёл себя как пацан. Если честно, ему хотелось, чтобы Машка рассказывала матери о том, что у него не переводятся «чики», он хотел заставить Лену ревновать, а она не ревновала. Мичурин был для Лены всего лишь отцом её ребенка. Лена с дочкой вышли из новостройки, где жил Мичурин, и направились к метро. – Вот блин! Папа тебе деньги предлагает, а ты отказываешься! Вот и купили бы машину! – завела свою пластинку дочка, заворачиваясь в шарф по самую макушку. – Да тут идти-то десять минут, ходить – полезно, – бодро ответила Лена. – И вообще, я никого не хочу напрягать и не хочу никому быть должна. – Так он не в долг же! Он был бы только рад! – возмутилась дочка. – Что ты за человек! Лена молча чмокнула дочку в лоб, и они разбежались в противоположные линии метро. На кладбище было тихо. Трое рабочих стояли кучкой, глядя на стоящего у могилы матери Мити. Наконец он сумел скопить и поставить ей новый памятник, из гранита, с рисованным портретом вместо фото. Но на картинке мама была совсем на себя не похожа. Почему Мите вечно не везло со сферой услуг? С тем, что в кафе холодное приносят, в прачечной отдают рваное, он привык. Но это был памятник маме, и оттого было досадно и горько. – Что, нравится? Мите не нравилось. Но он понимал, что глыба гранита – не чайник электрический, менять никто ничего не будет. А денег больше у него не было. – Сколько? – просто спросил он. – Полтос, как договаривались, – пожал плечами рабочий. Но тут рабочего толкнул в бок рядом стоящий, что понаглей: – Полтос за памятник, командир, и тридцаточка за работу. Митя, который уже достал заготовленную пачку, замер. – Мы же на пятьдесят за всё договорились. – Не, это ты с горя видать попутал. – И двадцатку за портрет. Восемьдесят это без портрета, – добавил наглый. – Это не нам. Художнику. – Он у нас умелец, мать что девочка получилась, не хуже, чем в Эрмитаже, – поддержал второй. – Это ещё мы тебе скидку сделали, хороший ты человек, – залакировал третий. Митя вздохнул, покосился на портрет, с которого смотрела красивая и совсем непохожая на маму женщина, но полез в карман. Не устраивать же скандал с этими барыгами на её могиле. Не хотел, да и не умел. – Сто лет стоять будет, не боись, – заверил первый. – Мамка родная, не чужой человек. – Только б еще чутка накинуть, за грунт, грунт что зря, проседает, зараза, – успел вставить наглый. – Коля, не нажимай на человека, – заступился первый. Это у них была заученная партия. – Не, ну можно и без присмотру, – легко согласился наглый, – только если памятник завалится – не наши проблемы. – Тут глаз да глаз – только успевай поправляй, – поддержал второй. Митя отдал всё, что было. – У меня с собой больше нет. Получив деньги, барыги отпустили по-доброму: – Да не переживай, отдашь как сможешь, мы ж с пониманием. Когда Митя шёл на маршрутку, главный барыга отслюнявил товарищам, и себя не забыл. – А ну как не отдаст, – усомнился первый. – Этот-то? Куда ж он денется, он же сюда каждый день таскается. Принесёт, как миленький, ещё извинится. Лошара, – припечатал наглый, прикуривая. – Да сами лошары, можно было ещё полсотни накинуть, – заметил второй. – Ну вы уж Бога побойтесь, – сказал совестливый, – хороший сын, матерь любит. – Да ему баб ебать, а он всё к мамке, крепко видать прикрутила, мамаша, – хмыкнул наглый. |