Онлайн книга «Детектив для уютной осени»
|
– Между прочим, он прав, – пожала она плечами. – А чего кислая? Одинцову ты все-таки помогла. – Повода для радости не вижу… Сама говоришь, любое дело надо доводить до конца. – А еще говорю: стену лбом не прошибешь, то есть в конкретном случае Андрея этого сама не найдешь. Отшивай Одинцова и вспомни наконец, что у нас дел по горло. Я вернулась за свой стол, немного потаращилась в компьютер без особого толка, тут и Геннадий Владимирович появился. Беседовать с ним я предпочла в переговорной, крохотной комнате, где стояли стол и четыре стула. – Вы были в Голованове? – начала я с вопроса. Он вздохнул и отвел взгляд. Я молчала, и Одинцов, почувствовав, что пауза чересчур затянулась, вынужден был ответить: – Да. Я хотел… я подумал, если увижу его, сразу пойму… – Я ведь вам сказала: маловероятно, что он в доме своей матери… – Извините, наверное, я не должен был этого делать… но… для меня это было очень важно. Я все испортил, да? – Ничего вы не испортили, – ответила я, в досаде отводя глаза бог знает почему, но я чувствовала себя виноватой. – Обо всем, что мне удалось узнать, я сообщила в следственный комитет. Больше я ничего не смогу для вас сделать. – Но… Вы отказываетесь, потому что я поехал в Голованово? Вместо того чтобы положиться на вас… – Вовсе нет. Заниматься этим делом мне теперь попросту не позволят. Мы некоторое время смотрели друг на друга, он кивнул и сказал: – Что ж… спасибо. Я уверен, вы действительно сделали все, что могли. Сколько я вам должен? – Нисколько. Считайте это дружеской услугой. И передайте привет Ольге Валерьяновне. Как она себя чувствует? – Держится, – пожал он плечами и поднялся. Он вроде бы хотел еще что-то сказать, но передумал. – Спасибо, – уже стоя на пороге, повторил он и удалился. На душе почему-то было пакостно. Я достала мобильный и позвонила Берсеньеву. – Следствие закончено. – Злодей уже в оковах? – усмехнулся он. – Пока нет, но я на это рассчитываю. – Что ж, дорогая, дни, проведенные с тобой, были лучшими в моей жизни. – Придурок, – сказала я и дала отбой. Два дня Агатка пропадала в суде, и мы с ней почти не виделись. В пятницу она собралась в славный город Плес в компании коллег-адвокатов, там затевался то ли семинар, то ли дружеская попойка. Милостиво звала меня с собой, но я отказалась. Вернуться должна была только в воскресенье вечером, и я настроилась на тоскливые выходные. В последний рабочий день недели Агатка ушла рано (выезд был назначен на 14.00), в шесть смылись девчонки, я же, рассудив, что дома занять себя нечем, трудилась с утроенным рвением, наверстывая упущенное. Часов в семь объявился Сергей Львович, позвонил на мобильный. – У меня возникло непреодолимое желание тебя увидеть. – Неужто не запасся девушкой на вечер? – А ты догадливая, – засмеялся он. – На улице холод, все красивые девушки куда-то попрятались. Вот я и вспомнил о тебе. Давай отметим благополучное завершение нашего сотрудничества. Надевай красивое платье, сапоги на шпильках, будешь демонстрировать мне свою убойную походку. – Больно надо… Я на работе, и нет у меня ни платья, ни шпилек. – А сестрица твоя тоже там? – Сестрица в Плесе. – Так это ж здорово. Сейчас заеду за тобой, и отправимся пьянствовать. Ты мне нравишься, даже когда одета точно пугало. – Он заткнулся, а я направилась к зеркалу. Придирчиво себя оглядела. Вот скотина… вполне приличный костюм. Ладно, я тебе покажу пугало… Берсеньев явился через пятнадцать минут, видно, пасся где-то рядом. Я поставила офис на сигнализацию и вслед за Сергеем Львовичем побрела к машине. – Заедем домой, – буркнула сердито. – Любой каприз, я сегодня добрый. В квартире я предложила Берсеньеву занять себя чем-нибудь в кухне и пошла готовиться к выходу в свет. Мой гардероб подвергся тщательному осмотру. Спасибо сестрице за новое платье! Быстренько соорудив подобие прически, я достала косметичку, которой пользовалась редко и неохотно, и за десять минут нанесла боевую раскраску. А потом вышла в кухню и встала в дверях, подбоченясь. – Ну? Берсеньев прикрыл глаза рукой и тенорком пропел: – Ослеплен. Насчет пугала я погорячился, на самом деле ты красавица. – То-то же, – кивнула я и направилась в прихожую. Подскочивший Берсеньев с низким поклоном подал мне пальто. – Все мои знакомые лопнут от зависти, – продолжал болтать он. – Если, по милости божьей, доведется с кем столкнуться сегодня. – Трепач, – хмыкнула я, но его болтовня ничуть не раздражала, даже наоборот, он таки смог меня рассмешить, и в ресторан я входила если и не в отличном расположении духа, то, безусловно, вполне сносном. Попутно выяснилось: столик в ресторане Берсеньев успел заказать заранее, а заведение выбрал из дорогих. Я еще раз мысленно поблагодарила сестрицу за новое платье, шествуя к столу в самом конце зала. Под заинтересованными взглядами мужчин я испытывала ни с чем не сравнимое чувство девичьей гордости, тем более глупое и непонятное, что никто из присутствующих, включая моего спутника, мне был даром не нужен. Мы сделали заказ, Берсеньев подпер щеку рукой и на меня уставился с дурашливой грустью. Я сидела спиной к залу, так что выбор был невелик: либо пялиться на физиономию Сергея Львовича, либо на стену. Стена оказалась самой обыкновенной, вот я и разглядывала Берсеньева. Он вздохнул, а я спросила: – Чего это тебя так разбирает? – Тоскую по несбыточному. Большое пролетело мимо, и поздно его ловить. – А если потолковей? – Легкие жалобы на судьбу закоренелого циника. При других обстоятельствах я бы мог в тебя влюбиться. – Ну и силен же ты врать, – покачала я головой. – Но помечтать-то можно? Предположим, ты обо мне ничего не знаешь, мы только что встретились… Ты не была четыре раза замужем и втюриться в своего Стаса попросту не успела… – Ага. Чего ж ты от Агатки сбежал? Мы похожи, она ничего о тебе не знает, замужем не была и в Стаса не втюрилась… – Ты права, – горестно кивнул Сергей Львович. – При ином раскладе мысли о большом и светлом мигом улетучиваются… – Типы вроде тебя не способны любить. Ты ж непременно все испоганишь просто так, без особой надобности. Твоя женщина хорошо это понимает, вот и дала тебе пинка под зад. А теперь ты носишься со своим большим чувством, холишь его и лелеешь, потому что оно позволяет считать себя нормальным, а не злобным выродком, каковым ты в действительности являешься. |