Онлайн книга «Детектив для уютной осени»
|
Лючия не отрывала от него глаз. – Нет, я готов, – пробормотал Василий Васильевич непослушными, набрякшими губами. – Только не знаю, что вам рассказать. – Правду, – настаивала Лючия. – То, что было на самом деле. – Мы нашли тело и целый день провели в отделении, – сообщил Меркурьев правду. – Все. Она опустила глаза, и он смог передохнуть. – Ну, как хотите, – проговорила красавица. – Я сама попробую узнать правду. – Для этого необходимо свободное познание, – снова вступил Емельян Иванович. – Но как только пытливые силы духа устремляются вдаль и самые недосягаемые цели с неотвратимой властью притягивают к себе человеческий ум, он сразу же забывает об ограничениях своих способностей и препятствиях, поставленных природой. – Вы хотите сказать, что мне не хватит ума? – уточнила Лючия, а Софья захохотала. – Милая фрейлейн, я говорю, что потребно время и умственное усилие, чтобы разобраться в любом предмете. Даже при кажущейся его простоте. Василий Васильевич встал. – Куда?! – закричала на него Нинель Федоровна. – Я утку несу! – Я на секунду, – пробормотал Меркурьев и выскочил в коридор. Здесь было почти темно – горел всего один торшер – и холодно. – Что такое? – сам у себя спросил Василий Васильевич и потер лицо. – Колдовство какое-то!.. Он оперся обеими руками о резной столик и постоял так некоторое время. Прямо перед ним восстала картина, но он не понял, что на ней изображено. Постояв, он пошел в сторону вестибюля. Там света не было вовсе, только плясали слабые отблески пламени. В камине догорали дрова. Василий Васильевич пересек дубовый холл, подергал двери – они были заперты – и подошел к столику, на котором лежала «Философия Канта». Он точно помнил, что утром закрыл ее, но сейчас книга была открыта и лежала страницами вниз. – Пятьдесят седьмая, – произнес Василий Васильевич вслух. – Итак, философ не испытал в жизни ни сильных страданий, ни сильных радостей, которые приносят с собой страсти! Перевернул ее, посмотрел. «Философ не испытал в жизни ни сильных радостей, ни сильных страданий». Все верно. – И долго это будет продолжаться? – требовательно спросил Меркурьев у книги. – Ты что, издеваешься надо мной?! – Тише, – произнес незнакомый голос совсем рядом. – Что ты шумишь? Василий Васильевич дернулся от неожиданности, «Философия» свалилась на пол. – Это не я, – ответил второй голос. – Это он. – Кто здесь? – очень тихо спросил Меркурьев. Ладони у него стали влажными. – Никого здесь нет, – сказал первый голос. – Как же нет, когда есть, – тут же отозвался второй. – Ты двери закрыл? – За… закрыл, – выговорил Василий Васильевич в темноту. – Все закрыто, – сказал первый голос. – Гости прибыли. – Как?! Все?! – Давно прибыли. – А камень? – И камень на месте. Василий Васильевич мелко и часто дышал. – С кем вы разговариваете? – спросил он и огляделся по сторонам. – Или я с ума сошел? – Пойдем отсюда, – предложил первый голос. – Все только начинается, и дел полно. Ты только не суетись!.. Вечно торопыжничаешь!.. – Ты меня не учи, – разозлился второй. – Я как могу, так и действую, а хочешь, делай все по-своему и с меня тогда не спрашивай! Голоса удалялись, словно уходили по коридору. Меркурьев заметался. Он взлетел по чугунной лестнице, она неодобрительно загудела. На втором этаже тоже было темно и тихо, и никого. Он сбежал вниз, обежал вестибюль и выглянул на улицу. Под липами сиял в лунном свете белый «Кадиллак», а больше никого и ничего. Меркурьев кинулся обратно в дом, еще раз обежал вестибюль и коридор – с тем же результатом. Но он своими ушами слышал разговор! Кто-то вышел из гостиной следом за ним и разговаривал совсем рядом! Если в доме не скрывают еще каких-то людей, значит, разговаривали свои, то есть гости!.. Он заглянул в камин, словно там мог кто-то прятаться, повернулся и в это мгновение увидел. Густая тень втягивалась в темные двери столовой. Гаснущий свет из камина на миг выделил ее из окружающего мрака. Василий Васильевич кинулся следом. Из гостиной доносились голоса и пробивалась полоска света, а в столовой было совсем темно. Меркурьев перехватил дверь, которая почти закрылась, с силой дернул ее на себя и оказался… нос к носу с незнакомцем. – Здрасти, – громче, чем нужно, сказал Василий Васильевич, зашарил рукой по стене, нащупал «пупочку» и потянул. Зажегся свет. – Вы кто?! Что вы здесь делаете?! – Тише, – сказал незнакомец, вернее, незнакомка. – Что ты шумишь? Только что, несколько секунд назад, в вестибюле кто-то невидимый спрашивал второго невидимого: что ты шумишь?.. – Секундочку! – заревел Меркурьев. – Что здесь происходит?! – Да тише, – умоляюще выговорила незнакомка. – Ты что, хочешь, чтоб они все сюда прибежали?! Василий Васильевич перевел дух. – Так, – сказал он, разглядывая незнакомку во все глаза. – Что это значит? – Я очень хочу есть, – призналась она. – Но туда, где все, я не пойду. Я их боюсь. Я просто возьму чего-нибудь, вернусь к себе в комнату и съем. – Н-да, – протянул Василий Васильевич, у которого все еще молотило в груди, – началось в колхозе утро!.. Духовная дочь Сантаны, проводница по тонким мирам, знаток потусторонних сил и последовательница некоего Пуришты, ему неизвестного, переминалась с ноги на ногу и старалась на Меркурьева не смотреть. Мало того, что она оказалась коротко стриженной блондинкой, мало того, что без густо подведенных глаз и звезды во лбу она выглядела совершеннейшей девчонкой, мало того, что в джинсах и маечке она казалась легкой, как будто бестелесной, так еще вдобавок она шмыгала носом и то и дело утирала его бирюзовым носовым платком – бирюзовость, видимо, призвана была отдавать дань Пуриште!.. Василий Васильевич, много лет проработавший в пустыне и научившийся отличать один бархан от другого и знавший в лицо всех ишаков и верблюдов – этими знаниями и умениями он снискал необыкновенное уважение среди местного населения, – чувствовал некоторую растерянность. – Есть, конечно, хочется, – промямлил он, а духовная дочь Сантаны вновь виновато высморкалась. – Там все дают… Нинель Федоровна старается… – Я туда не пойду без грима. – Без чего?! А, да. С кем ты разговаривала в коридоре, где камин? |