Книга Тебя убьют первым, страница 12 – Анна и Сергей Литвиновы

– Скажите, Радий Ефремович… – начала Елена.

– Просто Радий.

– Да, хорошо. Вот вы жили здесь, на Байконуре, в шестидесятые. И каким он вам тогда казался, этот город?

– Прекрасным! Всюду новостройки – но такой размах! И полет. Представляете, тридцатую школу (ну, она была первая в городке, просто ее для конспирации тридцатой наименовали) построили за одно лето! В три смены солдатики пахали. Но я мало в городке тогда бывал. Все больше на площадке. А здесь только на праздники и в редкие выходные. На танцверанду офицеры приезжали. Знаете, как тогда говорили? Вы меня извините за гусарскую прямоту, но иначе не звучит. Здесь, на полигоне, считали так: на одну даму приходится десять метров шланга и ведро яиц.

– А вы тут себе жену нашли?

– А где ж еще! Эльвирка поварихой была, в буржуйке.

– В буржуйке?

– На площадке четыре столовые были: солдатская, офицерская, для специалистов и для начальства. Для буржуев, значит. Мы поженились – нам квартиру сразу здесь, в городке, дали. Денег на Байконур государство не жалело. К семидесятому году кинотеатр «Сатурн» построили – огромный, широкоэкранный, на тысячу сто мест, бассейн. Деревья подросли. А снабжение! В советские времена – важнейшая вещь! А у нас, говорили, снабжение лучше, чем в Москве. Или, скажем, в городке Звездном. Копченая колбаса с черной икрой в магазинах лежала! Квартиру нам довольно быстро дали. Мария – вон, мать его, – Радий кивнул на сидящего напротив Сеньку, – у нас подрастала.

– А что ж вы уехали?

– Климат. Климат ужасный, конечно. Да и потом, Подмосковье, пусть и дальнее, по-любому лучше пустыни.

– Вот и я тоже так решила.

– Вы здешняя?!

– Да, выросла здесь. В той самой тридцатой школе училась.

– А я распинаюсь!

– Но я в семнадцатилетнем возрасте, сразу после выпускного, отсюда уехала. С тех пор пару раз приезжала на каникулы. А в конце восьмидесятых родителей в Питер перетащила – и уже с концами.

– Вы, значит, тоже на родное пепелище пожаловали?

– Вроде того.

Этот диалог рядом с собой я слушала вполуха. Сама пыталась наладить контакт с Денисом. Но он был какой-то дерганый. На мои реплики отвечал односложно. И особого внимания ко мне – напряженного, мужского, как вчера вечером или сегодня с утра, – не проявлял. Я не то чтобы обиделась, но задумалась: что это с ним? И, может, это я совершила какую оплошность?

А потом, как бывает в любом застолье, народ решил сделать перерывчик. Стали выходить, кто прическу поправить, кто покурить. Тут-то и произошла встреча, которая, как я сейчас понимаю, стала точкой невозврата для нашего путешествия. И которая мирный туристический-ностальгический вояж превратила в нечто совсем-совсем иное. А тогда я не придала случившемуся особого значения.

Дед Радий, возвращавшийся из туалета, столкнулся лицом к лицу с пожилым красивым казахом: тонкие правильные черты, смуглая кожа, красивые кисти и длинные пальцы рук. Тот изу-мленно раскрыл свои раскосые очи:

– Товарищ майор? Радий Ефремыч? Вы ли это? Здравия желаю!

– Да, это я. А ты?.. Не припоминаю.

– Лейтенант Талгат Садыков прибыл в ваше распоряжение! – по-военному отрекомендовался новый персонаж, хоть, конечно, одет был в гражданское и выглядел явным отставником.

– Талгатик! Лейтенант! Бисов ты сын!

– Так точно. Только я давно уже не лейтенант. Подполковник в отставке.

– Хм, сравнялись, значит. Меня тоже подполковником уволили.

– Не сделали мы, значит, с вами карьеру в советской армии.

– Ох, не сделали.

– А пойдемте, Радий Ефремыч, за мой столик. Я один тут обретаюсь. Поговорим. Расскажете, как судьба ваша сложилась. Мы ведь, почитай, с какого года не виделись?

– А ты все здесь, на Байконуре?

– Так точно!

– Ну, пошли.

И дед Радий прихватил свою стопку и удрал из-за нашего длинного общего стола к двухместному столику нового-старого знакомца.

Тем временем дед мой единокровный, за исчезновением соперника, принялся в новом порыве ухаживать за Еленой. Стал вспоминать баснословные времена, когда при подготовке программы «Союз-Аполлон» сюда, на строго секретный военный полигон, пожаловали первые американцы.

– А вы-то как здесь тогда оказались? – на правах байконурского старожила ревниво выспрашивала Елена.

– Из Подлипок приезжал, в командировки. Как специалист. По два-три месяца здесь сидел. Помню, тогда всех, кто с американцами контактировал, в гражданскую одежду переодели.

– Да-да, вспомнила! Моего отца тоже! Прямо заставили в универмаг идти и пару гражданских костюмов прикупать!

– Да, а среди американской делегации, конечно, много церэушников было. И русским хорошо владели. И вот один спрашивает у парня на проходной – а тот в гражданке сидит, как по новым правилам положено. Сколько, говорит, тебе, сынок, до дембеля? А тот: полгода. Так и расшифровался. Но что полигон военный – это, конечно, секретом полишинеля было. Смешнее, когда вдруг выяснилось, что многие рельсы на площадках – с клеймом «Made in USA», их в СССР некогда по ленд-лизу получили. Мобилизовали сварщиков заваривать знаки.

Елена вежливо слушала деда, потом засобиралась.

– Я провожу вас?

– Нет-нет, тут до гостиницы совсем рядом. Да и спокойно здесь. Сидите-сидите, я сама дойду.

– Если вдруг захотите, у меня в номере есть чайничек и прекрасный чай и кофе. Я как старый путешественник (ударение на слово путешественник, ха-ха-ха) все свое ношу с собой. Заходите по-соседски на чай. Я в триста восемнадцатом.

– Спасибо большое, – тепло улыбнулась Елена.

Мне стало жалко деда – неужели он не видит, что его шансы на успех довольно призрачны? И в данной конфигурации дама явно предпочитает Радия? А с другой стороны, люди – смешные создания. И мы часто воображаем себе неизвестно что. С чего вот я вдруг взяла, что Денис приударяет за мной? По нынешнему вечеру этого и не скажешь. Но не могла же я ошибиться? И свой собственный к нему интерес и вдруг возникшую во мне терпимость по отношению к мужским ухаживаниям принять за его внимание? А может, он так расчетливо играет? Теплое начало – заведомое охлаждение, а потом… Да никакого времени не остается у нас ни для какого «потом».

При этой мысли настроение у меня совсем скуксилось. Да и ужин кончился, и я поспешила проститься. Меня никто – включая, к сожалению, Дениса – не удерживал. Наоборот, он мне на прощание сказал вежливо, как обычной клиентке: «Хорошо отдохните, завтра обширная программа».

Когда я уходила, за столиком на двоих, где сидели, глаза в глаза, дед Радий и его бывший сослуживец, дым стоял коромыслом. Явилась водочка, пивко.

– Ты давай, за дедами своими проследи, – шепнула я на прощание Сеньке. – Особливо за Радием. Сам рассказывал, какой он у вас бывает, с выходом.