
Онлайн книга «Восемь миллионов способов умереть»
![]() — А ты как думал! — А если я попрошу тебя? Она покачала головой. — Во-первых, у тебя должен быть мужчина. Во-вторых, я совсем недавно бросила пить. В-третьих, мы ведь с тобой друзья. — А разве друг не может быть консультантом? — Ну, это не того рода дружба. В-четвертых, это должен быть человек из твоей группы, тот, с кем ты в постоянном контакте. Я невольно подумал о Джимми. — Есть один парень. Мы иногда болтаем. — Это очень важно — найти человека, с которым хочется говорить. — Не уверен, смогу ли говорить с ним обо всем. Может, и смогу… — Но ты уважаешь его за силу воли, за то, что он не пьет? — Не пойму, при чем здесь это? — Ну, ты… — Сегодня вечером, на собрании я поделился с ним, я сказал, что у меня уже нервы не выдерживают от всего этого разгула преступности на улицах, от всех этих мерзостей, которые люди вытворяют друг с другом. Я просто не могу спокойно жить, Джен! — Понимаю. — А он сказал, что я должен перестать читать газеты. Чего ты смеешься? — Прямо программное заявление! — Люди вообще несут там всякую ахинею… «Я потерял работу, и моя мать умирает от рака, и мне грозит ампутация носа, но сегодня я не пью, а значит — победил!» — Неужели и вправду говорят такое? — Иногда. И не нахожу тут ничего смешного. — Ампутация носа, надо же! Нос ампутируют!.. — Да перестанешь ты ржать или нет? — взорвался я. — Это серьезная проблема. Джен стала рассказывать мне об одном человеке из ее группы. Его сын погиб: сбил какой-то безалаберный водитель. Мужчина исправно посещал собрания и, рассказывая о своем горе, черпал силы и возможность сохранить присутствие духа в сочувствии группы. Он не пил, и именно трезвость помогала ему справиться с ситуацией, поддержать и утешить остальных членов своей семьи, не умаляя при этом глубины собственной скорби. Я удивился: что замечательного в том, что человек продолжает упиваться «глубиной собственной скорби»? Потом задумался: как бы, интересно, сложилась у меня жизнь, если бы я не запил после того несчастного случая, когда шальная пуля, отлетевшая рикошетом, смертельно ранила шестилетнюю девочку по имени Эстрелита Ривейра? Я предпочел справляться с «глубиной собственной скорби», заглушая ее виски. В то время это казалось оптимальным вариантом выхода из тупика, в котором я очутился. Возможно, я ошибался. Возможно, несчастья следует преодолевать по-другому. Я сказал: — Попасть под машину в Нью-Йорке немудрено. Это случается и у нас, и в других городах. А того водителя поймали? — Нет. — Наверняка был пьяный. По большей части все дорожные трагедии происходят именно так. — Может, он был в отключке? Может, проснулся на следующий день и даже не помнил, что натворил? — Господи Иисусе!.. — пробормотал я, вспомнив выступавшего сегодня парня, который заколол своего любовника. — Восемь миллионов разных историй в Изумрудном городе. И восемь миллионов способов умереть. — Да, открытый, никем и ничем не защищенный город. — Именно это я и сказал. — Нет, ты сказал «Изумрудный город». — Правда? С чего это я, а? — «Волшебник из страны Оз», помнишь? Дороти и Тото в Канзасе, Джуди Гарланд, танцующая на радуге [7]. — Конечно, помню. — «Ступай по дороге, выложенной желтым камнем. Она ведет в Изумрудный город, где живет замечательный волшебник». — Да, помню. Железный Дровосек, Оловянный Человечек, Трусливый Лев. Все прекрасно помню. Вот только откуда взялись изумруды? — Ты алкоголик, — заметила она. — И тебе не хватает пары мозговых клеток, вот и все. Я кивнул. — Должно быть… * * * Небо уже начало светлеть, когда мы улеглись. Я спал на диване, завернувшись в лишние одеяла. Сперва думал, что не смогу уснуть, но усталость взяла свое, навалилась и придавила меня тяжелой волной. И я сдался и позволил ей унести меня далеко-далеко. Я не помнил, куда она забрала меня, эта волна, потому что спал как убитый. И если и видел какие-то сны, то вспомнить потом не смог. Проснувшись, уловил запах свежемолотого кофе и жареного бекона. Принял душ, побрился одноразовой бритвой, которую дала мне Джен, потом оделся и присоединился к ней на кухне, усевшись за стол из неокрашенной сосны. Я пил апельсиновый сок и кофе, ел яичницу с беконом и свежие булочки с персиковым джемом, и надо сказать, что такого зверского аппетита у меня не было давно. Сегодня днем в нескольких кварталах отсюда должно состояться собрание ее группы. Джен собиралась пойти и спросила, не желаю ли я присоединиться. — Должен провернуть кое-какое дельце, — сказал я. — В воскресенье? — Какая разница! — Ты что, серьезно собираешься работать в воскресенье? — А почему бы, черт возьми, и нет? Во всяком случае, попробую. Достал записную книжку, набрал номер Санни. Нет ответа. Позвонил к себе в гостиницу. Ничего. Ни от Санни, ни от Дэнни Боя, ни от кого бы то ни было еще, с кем виделся прошлой ночью. Дэнни Бой, должно быть, еще спит, он никогда не встает так рано. И остальные, наверное, тоже спят. Чанс просил передать, чтобы я позвонил. Я уже начал было набирать номер, но передумал. Если Джен идет на собрание, не стану же я сидеть здесь и дожидаться его звонка. Ее консультантше это наверняка не понравится. Собрание проходило на втором этаже, в здании синагоги, что на Форсит-стрит. Курить там запрещалось. Как-то непривычно было сидеть на собрании «А. А.» без клубов густого табачного дыма. Там было человек пятьдесят, и, похоже, она их всех знала. Представила меня нескольким знакомым, чьи имена я тут же забыл. Вообще я чувствовал себя не в своей тарелке, видя, сколько внимания мне уделяется. Да и внешний вид тоже не прибавлял уверенности. Хотя спал я и не в одежде, выглядела она весьма плачевно после той ночной схватки в Гарлеме. Результаты ее сказались также и на самочувствии. Я понял, насколько мне паршиво, только выйдя из квартиры Джен. Голова болела — в том месте, к которому приложился его подбородок. На одной руке, у предплечья, красовался громадный синяк, а само плечо почернело, посинело и страшно ныло. При ходьбе ныли все мышцы. Так всегда бывает после драки — сначала ничего не чувствуешь, а на следующий день все болячки просыпаются. |