Книга Сердце Сумерек, страница 49 – Аврора Максимова, Айя Субботина

— Просто я ничего не смыслю в местных танцах, и, кажется, была как никогда близка к позору. Поэтому буду очень благодарна, если ты как-то естественно уведешь меня в сторонку.

— Уверяю, ты смотрелась почти естественно.

— Можешь поверить, что это «почти» я тебе обязательно припомню, - беззлобно погрозила я, оглянулась, чтобы найти Тана, но его и след простыл. Честное слово, как будто померещилось. Интересно, если я спрошу Хадалиса, с кем только что танцевала, он решит, что я издеваюсь или что сошла с ума? – Мне нужно на воздух.

Этих слов было достаточно, чтобы Хадалис сначала увел меня в сторону, подальше от танцующих, а потом, приобняв за плечи, увел подальше от любопытных взглядов гостей. У меня кружилась голова, мир немного покачивался и в горле стоял ком, но в целом, я бы не назвала свое состояние ужасным. Скорее всего, все дело в треклятом вкусном вине. Тана вон пожурила, а сама тоже хороша.

— Все в порядке? – обеспокоенно спросил Хадалис, когда мы вышли на балкон.

— Просто голова закружилась.

Крепкий холодный воздух быстро отрезвлял и буквально через пару минут мои голова и мысли пришли в норму. Вот только теперь там вертелся один единственный вопрос: какого лешего случилось с Таном? Что он там болтал о том, что не должен был позволять Рогалику на мне жениться?

— Данаани тоже всегда терялась, когда дело касалось танцев. Она очень неуклюжая, может на ровном месте споткнуться, а однажды врезалась лбом в столб. Огромный широкий коридор, хоть верхом скачи, а она и там нашла, где отметиться. – Хадалис негромко рассмеялся, поднял взгляд к небу, как будто видел прошлое где-то между полыхающими осколками звезд. – Она всего на свете боялась. Но подняла бы на смех любого, кто заподозрил ее в трусости.

— Она тебя не любит, - бросила я раньше, чем меня остановил собственный голос разума. – Я прочитала ее дневник. Твоя принцесса любила и любит Граз’зта. С самого детства.

Хадалис даже головы не повернул, и его улыбка стала еще теплее, как будто ему стало лучше от моих слов. А мне вот не стало. Хотя этот парень больше остальных заслужил знать правду.

— Думаешь, я сам этого не знаю?

— Честно говоря…

Он не дал мне закончить: в два шага оказался рядом, взял мое лицо в ладони и зажег одним своим сверкающим серебряным взглядом. Я даже забыла, как дышать, так меня поразила эта трансформация: вместо спокойного и злого гарда, передо мной стоял потрясающий сильный мужчина, который – если бы только захотел! – мог покорить даже самое неприступное женское сердце. Но этот мужчина отдал его той, что ничего не могла дать взамен.

— Я безобразный? – спросил он вдруг.

— Ты красивый, - пробормотала я. Хотя, правильнее было бы сказать «идеальный» или «безупречный».

— Ты могла бы полюбить такого, как я?

— Я никого из вас не будулюбить, потому что не позволю превратить свою душу в половой коврик, об который вы ноги вытрете. И остановимся на этом.

Я попыталась освободиться, но рука Хадалиса легла мне на талию, притянула так сильно, что у меня не осталось никаких шансов на самостоятельное спасение. От теплой и твердой ладони на моей обнаженной коже, по позвоночнику заструился огонь.

— Почему женщины бывают такими жестокими, Маа’шалин? – спросил он, большим пальцем поглаживая мой подбородок и лаская взглядом губы. – Почему с вами так сложно? Почему нужно быть агрессивным придурком, чтобы привлечь ваше внимание?

— Потому что иногда нам нравится починяться, - пробормотала я. – Быть слабой завоеванной женщиной.

Хадалис удивленно усмехнулся, а его палец добрался до моих губ, прикоснулся к ним так осторожно, как будто боялся стереть невидимую пыльцу фей. Наклонился так близко, что если бы эта единственная преграда, то наши губы обязательно бы встретились.

— Если я тебя сейчас поцелую без разрешения – ты мне ответишь?

— Я не Данаани, Хадалис, - напомнила я.

— Думаешь, я хоть на минуту об этом забыл?

— Тогда не забывай, что любишь ее несмотря ни на что.

— Хватит давать мне наставления, Маа’шалин, я взрослый мужчина, если вдруг ты не заметила.

— О нет, я заметила! – Я прикусила губу, больше всего на свете жалея о том, что так глупо выдала свои чувства. Только слепая дура бы не заметила, что он – взрослый шикарный мужчина. И, что самое ужасное, очень хотелось, чтобы этот шикарный мужчина перестал задавать дурацкие вопросы. – Мне уже лучше, так что, пока никто не хватился хозяйки вечера, лучше вернуться в зал.

— Да к бесам этих рогатых с их дурацкими праздниками!

Его ладонь скользнула ниже по моей спине, а губы с голодной страстью прикоснулись к моим. Мгновение я еще думала о том, что надо срочно сбежать, и что он точно не будет удерживать меня силой, но все эти мысли растворились от одного его:

— Я бы отдал за тебя душу…

За меня? За Данаани? За свою растоптанную любовь?

Из головы выветрились все мысли, кроме одной: я его убью, если он сейчас остановится. Потому что я простая, слабая девчонка двадцати лет, которую никогда так не целовали, как поцеловал Рогалик и сейчас целует этот крылатый соблазн. И хоть раз в жизни я не хочу думать о том, что правильно, а что – нет.

В конце концов, имею я право на минуту наслаждения?

Его поцелуй был похож на прикосновение ласкового пламени: трепетный, но страстный, покоряющий – и осторожный. Совершенный настолько, насколько совершенной может быть карамельная страсть, приправленная зернышками перца для легкой горчинки. Не оторваться при всем желании.

И все же, та часть моего разума, которая оказалась способна выстоять против этого бешеного потока, назойливо жужжала в ухо: «Машка, что ты творишь? Это тебе не пирожок на задней парте трескать, пока учительница не видит, это – почти что измена».

Хотя, какая измена? В моем паспорте штампа нет, а я – зрелая девушка, которая уже забыла, что такое быть желанной этакими мужчинами. Или, честнее будет сказать, что и забывать-то было нечего.

Я уперлась ладонями в грудь Хадалиса, надавила – и он сразу отстранился, но руку с моей спины не убрал. А это такое искушение, скажу я вам – поглаживание пальцами вдоль по позвоночнику вверх и вниз. Вот не люблю я выражения про бабочек в животе, но сейчас я чувствовала, как полный десятикубовый шприц этих самых бабочек мне вкололи прямо в мозжечок.

Кажется, остановились мы вовремя.

— Прости, что… был несдержанным. – Глаза гарда ярко сверкали, и он так соблазнительно облизнул нижнюю губу, что мне пришлось схватиться за юбку, чтобы не наброситься на него снова.

Он был во сто раз соблазнительнее, чем пражский торт после затяжной диеты. Даже в тысячу. Хотя, Граз’зт все же чуточку больше. Или поровну?

«Машка, а ну прекрати это немедленно! Эти мужики – мины, а ты – сапер-самоучка. Одно неверное движение – и разорвет так, что не склеить и за сто лет».