Онлайн книга «Делай, что можешь»
|
«Ну, это еще не показатель», – подумал я. Неделю жил спокойно. Мамаша больше не бегала сзади, усвоив на третий день, что пока не выполню задания, не сяду. А вот потом на ее возмущение ноль внимания, и приставать, если нет чего реально важного, не стоит. Вставал и демонстративно уходил не отвечая. Попытки по-старому награждать подзатыльниками пресек, погрозив пальцем. Она аж с открытым ртом застыла и вынужденно приняла новое положение, а в ее вечной ругани появилось «вылитый Ермолай», причем с заметным уважением. Тот тоже мастерски умел смываться, стоило попросить помочь. Впереди предстояла уборка картошки, но пока ничего реально тяжелого. Привычно чистил коровник, свинарник, птичник с крольчатником, задавал корма, а потом занимался своими делами – самообразованием. Точнее, изучал Катины учебники. Ошибки – мелочь. Надо правила выучить, и через месяц-другой можно считать себя грамотным. Первоначальная растерянность прошла. Главное уже усвоил. История пошла не туда после Корниловского выступления. Октябрьской революции не случилось, вместо нее некая республика. То есть в тексте для училища подробно расписывалось, кто кого сменял, что происходило, но в данный момент это все не важно. Куча тщательно подготовленных ходов и фактов оказалась мусором. Ленина с Троцким и Свердловым грохнули военные при аресте, причем об этом говорилось как о патриотичном акте, хотя правильней было б отдать под суд, а про Сталина и вовсе ни слова. Куда делся, неясно, но странно от учебника истории для младших классов ждать подробностей. Это искать придется в серьезных книгах. Пока рано, да и смысла нет. По-прежнему не хватало слов для нормального разговора, хотя уже гораздо лучше объяснялся. Синапсисы [4] прорастали, давая новые связи, да и гонял постоянно энергию, помогая выздоровлению. Я решил никуда не торопиться, вживаясь в окружающий мир. Надо изучать обстановку и думать. Теперь точки вмешательства совсем иные, и торопиться глупо. Человечество не так просто свернуть с прежнего пути, и буду думать. А также учиться говорить. Уж это дурацкое состояние больного на голову точно не предусмотрено прежним планом! Понимаю на слух практически все, кроме специфических терминов. Собственно, и прежний жилец этого тела не был откровенно глуп. Говорил не очень, а когда к нему обращались, разбирал. Вот с абстрактным мышлением беда. Чего не видел: бога, законов, другого города – для него не существовало, и слова – пустой звук. К тому же не хотелось прежде необходимости раскрываться. Как поведут себя родители, обнаружив внезапное поумнение, неизвестно. То есть мать привыкла командовать, и сильно разумный сын, устанавливающий новые правила поведения, вызвал бы резкое недовольство. Потому продолжал послушно подчиняться в не имеющих важности вопросах. Основные труды по хозяйству так и висели на мне. В любом подворье полно работы с утра до вечера, и найти занятие раз плюнуть. Я честно трудился, иногда не дожидаясь указаний, просто раз вчера ворочал, начинал сегодня продолжать, заодно возвращая утраченную физическую форму и мысленно произнося целые речи для тренировки и учась обнаруживать синонимы и расцвечивать монолог. Общение с Катей, пересказывающей по просьбе уроки, а заодно и выучивающей очередной параграф в конспекте занятий, крайне помогало. Махнул рукой, привлекая внимание, и постучал себя по голове. Очень раздражала невозможность самостоятельно расспросить, без посредника. Все равно бессмысленно мамаше что-то объяснять. Ей все пофиг, однако для порядка всегда изображала заинтересованность, а поскольку и Николке прежде было фиолетово из-за отсутствия понимания, больных и слушать не стоило. Либо мог помочь, либо нет. Одним вливанием энергии серьезные вещи не исправить. Разве боли убрать и общее состояние улучшить. Теперь все иначе. Во-первых, я неплохо умел лечить, хотя всерьез прежде этим не занимался. Светить способности не стремился. Так, по мелочи, в семье. Во-вторых, Николка оказался очень сильным сенсом. К тому же или у него нечто сдвинулось от нашего сообщества, или прежде и так имелось, однако использовать не умел, но границы прежних возможностей для нашего общего тела изрядно раздвинулись. Во всяком случае, пропавшего мальчишку нашли, где сказал. Ничего такого прежде с ним, да и со мной не происходило. – Глава, – спрашиваю, – болит часто? – Нет, – сказал парень, – не было такого. – Ты лечь, – показал на давно приспособленный под это дело деревянный топчан. – Стальным мчать. – Молчать надо, – перевела мать, заметив беспомощный взгляд. – Смерть не будет, – сказал, закончив тщательный осмотр пациента. – Зеся, – показал на точку в голове, – выросло неправильно. Ну не поворачивается язык сказать «опухоль». Николка такого знать не мог, без сомнений. – Не страшно. Маль-мало, с зерно, но давит, – беспомощно развел руками, не найдя нужных слов. На этот раз не притворяясь. – Расти будет, тогда плохо. Или нет. Врач резать кость, через дырка отрежет. – А станет? – очень серьезно спросил парень. – Как ему объяснить, откуда знаю? – Рентген. Уже делают, точно знаю, однако для того требовалась куча оборудования и хороший профессионал, чтобы разобрался с результатом, но смотрели в основном кости. Полной уверенности в возможности отличить больную ткань от здоровой, да еще столь малую, не имелось. Очень важно разузнать допустимость проверки. Поговорить с Евгением Карловичем? Вряд ли успел забыть. Нет. Не сейчас. Пусть сами разбираются. – А ты видишь без? – Ага. Странно отрицать. – Может, и убрать без трепанации, как рассказывают, сумеешь? – спросил с надеждой. – Делать треп… Немножко сыграть в дурака. – Сверление черепа, – догадался парень о затруднении. – Гимназ? – Да, последний класс. – Умный… Я могу. Тяжко, долго… Вот теперь мать Николки, с подозрением прислушивающаяся, одобрительно кивнула. – Дохтур быстро. – Зато без дырки в голове. Я молча пожимаю плечами. Не мой выбор. – Раз, два, три прихода. Смотреть опосля. Щас знать не можу. Четыре, пять. – Но он сумеет, Ульяна Степановна? – Это уже клиентка. – Сказал – сделает, – с полной уверенностью заявляет мамаша. С утра она подвалила и с неуместной застенчивостью, все ж не заметить изменение поведения не могла, спросила, готов ли я лечить. Мне самому любопытно, но четко выдал: скажу да – норм. Нет – не стоит настаивать. Мне еще жить охота, а силы небезграничны. – Токмо в прошлый раз до больницы долечился, – солидно заявила мамаша. Я прямо без усилий видел, как в головенке у нее щелкают цифры. – Больной здоров, а сам в ентой… коме. Потом пришлось кучу денег потратить на лекарства и врачей. |