Книга Молот ведьм, страница 63 – Яцек Пекара

Миг спустя она покачала головой, поддавшись, возможно, моему спокойному тону или зная, что другого выхода у нее нет. Я отпустил ее и присел на табурет в паре шагов, у стены.

– Инквизитор, – Сильвия с ненавистью взглянула на меня. Утерла слезы. –  Меня тоже хочешь убить? – спросила, откидывая голову назад, словно ожидая, что через миг я перережу ей горло. – Хотите еще крови?

– Ты слышала, что творится в Виттингене, Сильвия? О том, что я приказал отпустить большинство из тех, кто сидел в подвалах под ратушей? Что уже никого не подвергаю допросам?

– Моей сестре вы не помогли!

– Послушай. Можешь мне верить или нет, но не я виновен в смерти Эммы. – Я поднял руку, поскольку Сильвия хотела меня прервать. – Когда я приехал в Виттинген, ее уже допрашивали. А когда получил власть над следствием – уже была мертва. Мне жаль.

– Вам жаль, – рассмеялась она мрачно. – Тогда зачем вы сюда пришли?

– Кое-что тебе дать…

– Ничего от вас не хочу!

– О, уж это-то – наверняка захочешь. Я дам тебе месть, Сильвия. Уничтожу человека, который обидел твою сестру. Который приказывал насиловать ее и пытать. Который жег ее тело живым огнем и раздирал клещами. Который радовался ее страданиям. Но в этом богоугодном деле тебе придется мне помочь.

Долгий миг глядела на меня полными слез глазами, а на ее лице сражались опасение пополам с надеждой и недоверием.

– Обманываете меня, – шепнула. – Скажите, чего вы хотите на самом деле?

– Хочу каноника Тинталлеро, – сказал я, наклоняясь к ней. – А ты мне его дашь.

– Как? – спросила она через мгновение.

Я встал и потер руки, ибо в комнате было зябко, а в остывшем очаге лежали только холодные, прогоревшие уголья.

– Завтра к тебе подойдет мой человек. Узнаешь его, ибо на лице его – отвратительный шрам. Но не пугайся, когда объявится, ибо он объявится, чтобы тебе помочь. Проведет тебя к торговым рядам, подле которых каноник ежедневно, около полудня, появляется. И тогда твоим заданием будет всего лишь…

– …убить его, – прошептала она.

– Дитя мое… – усмехнулся я снисходительно. – Убить его я мог бы и сам. Задание твое будет другим. Просто столкнись с ним, словно в спешке или по невнимательности, усмехнись и вежливо попроси прощения. И предоставь событиям идти своим чередом.

– Не понимаю.

– Насколько я знаю каноника, он пошлет кого-нибудь за тобой и предложит встретиться. А ты вежливо примешь предложение. Сговоришься увидеться в тот же день на закате, в саду при церкви Меча Христова. В беседке роз.

– Хорошо, – сказала она после долгого молчания. – Сделаю, как хотите. Но ответьте мне на один вопрос…

Я кивнул.

– Что вы с ним сделаете?

– Сделаю так, что будет жалеть о каждом мгновении того короткого времени, что ему останется, – ответил я, улыбнувшись.

И, видимо, именно эта усмешка убедила ее, что говорю правду.

– Была такой милой, – сказала Сильвия, глядя куда-то мимо меня. – Почему с ней это случилось?

– Если была, как говоришь, доброй женщиной, то судьба ее – лучше нашей, – сказал я. – Ибо нам еще придется страдать в сей несчастной юдоли слез, она же радуется у престола Господа и поет осанну вместе с Ангелами.

На этот раз она подняла на меня глаза – пустые, невыразительные.

– И вправду верите в это?

– А чего же стоит жизнь без веры? – ответил я и кивнул на прощание.

Когда уже покидал сей печальный дом, задумался над вопросом Сильвии. Верил ли я в то, что ее сестра спасена, а небесная благодать облегчает ее память о плотском страдании? Я не знал. Зато знал другое. Перед каноником Тинталлеро вскоре разверзнется ад на земле. Посмертная же его судьба была мне совершенно безразлична, хоть я и надеялся, что, когда придет мое время, не окажусь там же, где он.

* * *

Каждому из парней я дал по заданию, сам же сосредоточился на чтении протоколов следствия: искал достаточно реальные причины, чтобы освободить большую часть обвиненных. Близнецам, обладавшим кое-какой художественной фантазией, поручил обставить и украсить некую комнату. Вдобавок Второй получил задание портняжное, поскольку я знал, что он обучен пользоваться иглой, ниткой и ножницами столь же умело, как и арбалетом. Правда, был он не в восторге, но что ж… ему ведь следует исполнять приказы, а не капризничать. Курносу же я поручил собрать на кладбище кое-какие кости. А поскольку речь шла о костях очень специальных, то наверняка был он сердит: разыскать их было не так просто.

Наконец наступил день, когда все должно было случиться. Дела шли своим чередом. Сильвия повстречала каноника, каноник заглотил приманку, предложил ей встретиться и согласился прибыть в оговоренное время в оговоренное место. Что ж, я мог себя поздравить – я чрезвычайно точно прочел чувства Тинталлеро. Увидев допрос Эммы, я был свято убежден, что девушка вызывает в нем недостойную служителя церкви похоть. Ее хрупкость, невинность, взгляд, красивые черты лица. Но вместо того, чтобы обладать ею, чего не мог сделать, не скомпрометировав себя, он приказал ее мучить. А потом глядел, как ее насилуют, дав волю собственным отвратительным склонностям и мрачным фантазиям.

А как я уже говорил, Сильвия была очень похожа на сестру, и я был уверен, что каноник не сумеет совладать с желанием удовлетворить с нею свою похоть. К тому же мысль трахнуть девушку, чью сестру он замучил, не могла не возбудить его. Я знавал таких, как он, – и презирал всем сердцем.

В сад, что раскинулся на задах огромной церкви, поименованной в честь Меча Господня, мы прокрались задолго до заката. Понятное дело, одетыми в обычное мещанское рванье, чтобы никто, даже в самых смелых фантазиях, не счел нас людьми Святого Официума.

Идя сюда, мы миновали процессию флагеллантов, что двигалась от церкви к рынку. Толпа из людей обоих полов, изгвазданных сильнее, чем можно было ожидать, косматых, окровавленных и облаченных в лохмотья, брела по улицам, истошно воя песни, вознося молитвы, вереща и проговаривая литании. Не было в том ни ладу, ни складу, не было и мелодии – один лишь звериный рык, писк да крики. Каждый из тех людей держал в руках что-то, чем мог терзать тело – собственное или соседа. Палка или пучок розог, порой вервие – конопляное, с узелками. Но некоторые приготовились куда более тщательней, поскольку видел я также веревки со вплетенными железными шариками и даже дубинки с металлическими шипами, которые не столько бичевали, сколько ломали кости и раздирали плоть.

– Попросили бы, так мы б их типа сами отметелили, – засмеялся Второй.

– С удовольствием, – поддержал его брат.

Курнос же засмотрелся на обнаженную грудь одной из женщин (молоденькой и симпатичной), которая от истового бичевания напоминала теперь фарш для котлет. «И что тянет людей к умерщвлению плоти? – подумалось мне. – Или полагают, что Господу по нраву их кровь и боль? Скорее, сами получают от такого удовольствие. Может, даже от особенно болезненных ударов спускают в грязные и порванные портки?»