Онлайн книга «Тайна архивариуса сыскной полиции»
– Батюшка пришел! – с радостной улыбкой повернулась я к Ольге. – Да, я вижу, – едва слышно сказала она. – Уйди, Маша. Сейчас же! Поджав губы, я сунула книгу под мышку, но спорить не стала. Поднялась к входной двери и, прежде чем войти в дом, услышала: – Здравствуй, Оленька. Петя постучал в дверь. Нам открыли, охранник пожал Чернышову ладонь. Какой-то хмурый мужчина провел нас через длинный коридор. Лестница вверх. Выкрашенные желтой краской стены, и звенящая тишина, в которой шаги наши гулким эхом отдавали в ушах. Остановившись перед одной из камер, мужчина достал из кармана ключ и отпер дверь. – Иди, – сказал мне Петя. – Пятнадцать минут. И я вошла. В узком длинном помещении пахло чем-то кислым, подвешенная под потолком лампа почти не давала света, но обстановка и не интересовала меня. Алексей сидел на койке и, увидев меня, рывком поднялся на ноги. Скрипнули пружины, захлопнулась дверь за моей спиной, и я вздрогнула. Сложив руки на груди, Милевский окинул меня внимательным взглядом: – Какой прелестный маскарад. Он знал, что я приду. Он ждал. Голова закружилась, пол ушел из-под ног – от резкого облегчения меня качнуло, шляпка свалилась на пол. Алексей бросился ко мне и, подхватив, прижал к себе. – И как теперь тебя ругать? – ласково пожурил меня он. – Прояви фантазию, – буркнула я, утыкаясь в его плечо. – Да какая уж тут фантазия, я целую речь заготовил… – накрутив короткий локон на палец, Милевский тяжело вздохнул. – Что стряслось? Почему ты не уехала? – Тебя забрали. В тюрьму! – Подумаешь, – носом зарывшись в мои волосы, ответил он. – Мы с его императорским величеством немного повздорили. Это воспитательный момент. Я подняла на него глаза, озябшими пальцами цепляясь в его рубашку. Господи, он здесь, улыбается, говорит со мной! Пусть даже ругает, но он – рядом. – И твой венценосный дядя, конечно, держит воспитательный процесс под контролем, – саркастично заметила я. – Дай угадаю! Государь смотрит на тебя в подзорную трубу и ручкой машет, раз уж Зимний через Неву напротив! Накрыв мои руки своими, князь беззвучно рассмеялся. – Утрированно, но недалеко от правды. Со мной всё хорошо. Вон, даже в свиданиях не отказывают. Будь спокойна, Маша. Уезжай. Чернышов всё устроит. – Нет, – я мотнула головой и всем телом прижалась к нему. – Mon Dieu, почему? – недоуменно переспросил он. Алексей свел брови, меж ними залегла складка, только я видела – он вовсе не злится. Он смотрел мне в глаза, будто надеялся найти честный ответ в моём взгляде. Нет, не злится. Тревожится, пряча за показной суровостью горькую радость от встречи. Всегда. – Ты написал «люблю», – прошептала я. Милевский руками обхватил моё лицо и, вынуждая смотреть ему в глаза, тихо спросил: – И что не так? Я люблю тебя, Маша. Чужой жених, чужая жизнь… оригинал ли, копия… Прикрыв веки, я дернула краешком рта и призналась: – И я. Он шумно выдохнул, я задрала подбородок и повторила то, что уже неоднократно повторяла: – Я никуда без тебя не поеду! Пряча блеск темных глаз, князь потерся о мою макушку подбородком. – Так вот откуда эта тифозная стрижка, – понимающе протянул он. – Я понял, ты снова заболела. – Да вы, князь, шутник, – хмыкнула я. – В этой ситуации, Мари, только и остается, что абсолютно не смешно шутить, – Алексей кивнул. – Мало мне было твоих приключений в литерном, мало того, что тебя потеряли в больнице. Ты и здесь не послушалась, – обреченно закончил он. Снова потянуло чем-то прокисшим, я прикрыла ладонью рот. – Дурно? – обеспокоенно спросил Милевский. – Ничего, пройдет. Я, вероятно, беременна, – посмотрела я на него. Алексей замолчал, замер, я с трудом удержала серьезное лицо – таким потерянным и одновременно счастливым я не видела его никогда. – И ты … – он замялся и вдруг сменился в лице. Тряхнул головой, мучительно подбирая слова: – Маша, пожалуйста, ребенок ни в чем не виноват! – Не знаю, что ты сейчас себе решил, но топиться я точно не собираюсь. Он моргнул и севшим голосом уточнил: – А куда собираешься? – Замуж. Вроде бы… Он хмыкнул, а потом расхохотался, до слёз, кажется. Крепко поцеловав меня в губы, князь погладил меня по щеке: – И что мне теперь с тобой делать? – Не знаю, любить? – предложила я. – Это непременно, – согласился Алексей. – Но сначала неплохо бы всё же обвенчаться, чтобы хотя бы имя тебе передать. Какая-никакая защита. Надо было хватать отца Павла и требовать сделать это еще в больнице. В нашем случае бессознательное состояние невесты скорее плюс, чем минус, – серьезно заметил Милевский. Я покачала головой, сдерживая смех, а потом опомнилась: – Отец Павел? В больнице? Запах ладана, тяжелый серебряный крест… – Да, а что тебя удивляет? Эпидемия, люди мрут как мухи. Отпустить больному грехи – святое дело. Черная ряса, мужские пальцы ласкают мой шрам. «Ангел мой, Оленька». Меня затрясло, я захлебнулась воздухом. О, господи… Хватаясь за темную рубашку, я посмотрела на князя. – Скажи, я ведь похожа на Олю? – хрипло спросила я. Он потемнел лицом, поджал губы. – Ответь мне, прошу тебя. Обещаю, никаких истерик. Пожалуйста, Алёша, это важно! – голос срывался, дрожал. – Наверное, – отрывисто сказал Милевский. – Судя по фотографиям. Мне жаль, но я почти не помню Олю. Снова меня замутило, я кивнула, принимая ответ. – Нет, это ведь невозможно… – я потерла ноющий лоб. – О чем ты, милая? – осторожно обнял меня Алексей. – Ты ведь знаешь, отец Павел служил в церкви рядом с Солнечным. Та речка, где мы с тобою встретились, как раз по пути. «Не ходи на речку, Маша!» – Да, знаю. – Перед смертью Ольга избегала исповеди. Отец Павел даже как-то пришел к ней в наш дом, он называл её Оленька. Но Оля нервничала, даже боялась. И на руке её был точно такой же шрам. Позже, когда сестры уже не было в живых, я сама крестом разрезала себе ладонь. Это было в Никольском. Это было при нём. – При отце Павле? – Милевский побледнел. |