Книга Vita Nostra. Работа над ошибками, страница 60 – Марина и Сергей Дяченко

Адель занимала место Стерха, перед ней лежала стопка канцелярских бумаг и планшет, похожий на Сашкин. Влажной салфеткой со спиртовым запахом Адель протирала ладони, как леди Макбет — будто навязчиво желая стереть с них прежние неудачные поступки:

— Самохина, на будущее — не входите, пока вас не пригласят…

Сашка молча сгрузила с плеча рюкзак и уселась напротив.

— …Вы, безусловно, одна из лучших студенток на потоке и, может быть, в институте. Но вы склонны к нарушению дисциплины. Полагаете, талант дает вам право делать что угодно?

Адель Викторовна сидела на кончике кресла, очень прямо, источая запах незнакомых Сашке духов и посверкивая острыми, темными глазами. То ли характер у нее был резкий и бесцеремонный, то ли она считала необходимым выстроить субординацию с первого же дня.

— Вы местоимение, — сказала Сашка, задумчиво разглядывая ее. — Кажется, указательное. И вы, конечно, знаете, чье место заняли?

Адель поправила воротник сорочки, будто ей не хватало воздуха. Одернула рукава пиджака. Взяла со стола тонкий футляр, извлекла из него и надела очки — прозрачные, с тонкими линзами, кажется, без диоптрий. Поправила дужку на переносице. Сняла, протерла салфеткой. Вернула обратно в футляр.

— Николай Валерьевич был моим научным руководителем в аспирантуре. Я — личное местоимение, а не указательное.

— И вы собираетесь заменить Николая Валерьевича? — сарказм в Сашкином голосе прозвучал чуть резче, чем следовало.

— Функции, — тихо отозвалась Адель, — заменимы.

Сашка испытала прилив ненависти, какой не испытывала никогда даже к Фариту. По крайней мере в эту секунду ей так показалось.

Адель Викторовна отстранилась — откинулась на спинку рабочего кресла Стерха. Снова поправила волосы теперь уже двумя руками, с откровенным напряжением. Сашка вдруг осознала: этой женщине некомфортно в человеческом теле, будто в новом неудобном костюме, только в тысячу раз хуже. Возможно, она чувствует себя ослепшей, оглохшей, запертой в тесной клетке, — она, состоявшееся Слово, вынужденное притворяться человеком?

Сашкина ненависть осела, как пыль над развалинами. Адель Викторовна не выбирала свой путь, не по своей воле поступила в Институт Специальных Технологий и не сама определила себя в разряд местоимений — она могла быть только местоимением или быть никем.

Вероятно, у Сашки изменилось выражение лица, потому что ее собеседница отреагировала:

— Александра…

— Пожалуйста, не зовите меня Александрой, — прервала ее Сашка. — Александра — совсем другая… другой человек.

— Хорошо… Самохина, — Адель снова потерла ладони. — Я хочу поговорить о вашей индивидуальной учебной программе. Учитывая, что вы лексическая единица вне традиционных грамматических связей…

Она запнулась, будто боясь, что Сашка обидится — как если бы ее не взяли на школьную экскурсию со всем классом. Сашка терпеливо ждала.

— Завершение четвертого и начало пятого курсов, — продолжала Адель чуть извиняющимся тоном, — в классе практической специальности — это синтаксис в чистом виде. А вы вне синтаксиса. Вы Пароль…

Последнее слово она произнесла с опасением — и почтением одновременно.

— Спасибо за новость, — не удержалась Сашка.

— Новость в том, — Адель поджала губы, — что я поставлю вам два зачета автоматом — за летнюю сессию и за зимнюю, а вы полностью посвятите себя дипломной работе. Кафедра утвердила тему, сейчас я вас ознакомлю…

Она вытащила чистый лист, взяла карандаш левой рукой и, не отрывая грифеля от бумаги, нанесла сочетание символов. Рисунок начал развиваться во времени, дробясь и умножаясь.

— Что это, по-вашему? — небрежно спросила Адель.

— «Любовь», — пробормотала Сашка.

— Правильно.

Адель подняла рисунок над столом, перевернула лист, будто сбрасывая крошки на столешницу. Символы пролились вниз тонкими нитями и зависли в пространстве, образуя объемную фигуру — как елочная гирлянда, вырезанная умельцем из единственного листа бумаги.

— Динамическое построение, — продолжала Адель, и теперь ее голос звучал без напора и без менторских ноток. — Идея, существующая в системе проекций, преломляется через множество фильтров и зеркал, воспроизводит типовой, повторяющийся фрагмент информации…

Многогранный кристалл над столом подрагивал и усложнялся, понемногу теряя прозрачность. У Сашки закружилась голова.

— …Тема, дающая простор для фантазии, — Адель снова перевернула лист, витиеватым росчерком прошлась по рисунку и тут же подожгла бумагу, щелкнув зажигалкой. Лист растворился в воздухе, не оставив ни соринки, ни копоти. — В общем изъявлении «любви» нет ничего сложного, кроме объема работы. Но у вас теперь есть время.

— Скажите, Адель Викторовна…

Сашка запнулась. У нее шумело в ушах, а язык во рту казался набитым ватой.

— Адель Викторовна, у вас был сексуальный опыт до поступления в Институт?

— Нет, — отозвалась ее собеседница без намека на удивление. — А почему вы спрашиваете?

Сашка увидела, что Адель не растерянна, не возмущена, не оскорблена бестактностью студентки — она честно хочет разобраться, что за информацию попыталась получить от нее Сашка и зачем такая информация может быть нужна.

— Я пытаюсь понять, — сказала Сашка, — как вы лично относитесь… к этой идее. Когда вы говорите «любовь» — что вы имеете в виду?

Преподавательница смотрела на нее через стол и в этот момент, наверное, прощалась со своим авторитетом. С таким же успехом Сашка могла бы расспрашивать налима о банковских кредитах; Адель Викторовна могла смоделировать на листке бумаги сложнейшее понятие, но связать любовь и сексуальный опыт для нее, бывшего человека, было уже непосильной задачей.

Сашка молчала — не потому, что наблюдать беспомощность Адели доставляло удовольствие. Сашка просто не знала, что теперь сказать.

— Видите ли, Алексан… — начала Адель и оборвала себя, — …то есть Самохина. Одно дело гормональный фон на втором курсе, когда деструктивный этап развития сменяется конструктивным. Другое дело — Слово и его место в Великой Речи. Мы же с вами говорим о взрослых вещах, о дипломе…

— Я поняла, — сказала Сашка. — Спасибо.

х х х

Он стоял в полутемном коридоре, в дальнем от двери конце его, у окна. Сашка и увидела-то его не сразу — шла, думая о своем, и, разглядев человеческий силуэт, вздрогнула. Ей померещился Ярослав — что он явился раньше, что он уже прилетел; через секунду мужчина сделал шаг навстречу, и Сашка узнала его.

— Привет, — сказал Егор и попытался улыбнуться, приглушенный свет лампочки падал теперь ему на лицо. — Такая погода… Впору покупать лыжи.

— Ты меня, что ли, ждешь?

Сашка растерялась. От самого тринадцатого января, от сцены в вестибюле, Егор не заговаривал с ней и старался не встречаться взглядом.