Книга Если любишь - солги, страница 24 – Кира Калинина

Оскар обежал собравшихся взглядом и рассмеялся:

— Надеюсь, вы не станете разоблачать все мои страшные тайны?

— Всего три вопроса, — сказал Аврелий. — Первый задам я. Ты собираешься возвращать мне карточный долг?

У Оскара округлились глаза.

— Боюсь, я не думал об этом, — произнёс он обескураженно.

Мажисьеры дружно засмеялись. Гости, словно эхо, отозвались неуверенными смешками. Профессор Барро дёрнул краем рта, демонстрируя сомнение. Я заставила себя улыбнуться. По спине бегали холодные мурашки.

— Теперь моя очередь, — сказала Евгения. — Ответь-ка, Оскар, будь добр, чего ты больше всего боишься?

Молодой магнетик явственно побледнел.

— Не знаю, — выговорил запинаясь. — Как-то не задумывался.

— Мы ждём ответа.

На лбу Оскара выступили бисеринки пота. Все в комнате замерли.

— Собственно... больше всего... пожалуй... я боюсь… — он сглотнул. — Я боюсь котов.

— Что-что? — весело переспросил Дитмар.

— Котов. Кошек, — с обидой подтвердил Оскар. — Домашних кошек. Да, знаю, это смешно. Но когда кошка смотрит своими дьявольскими светящимися глазами, невольно начинаешь думать, что сейчас она прыгнет и вопьётся тебе в лицо. Мне в лицо... А как они шипят! Кошка только на вид маленький и слабый зверь, у неё острые клыки и когти, как кривые ножи ресаббарских разбойников.

На этот раз рассмеялись все — с видимым облегчением.

Оскар прикрыл глаза:

— О духи. Я опозорен на веки вечные.

— Что вы! — воскликнула Ливия. — Это так мило.

— Теперь моя очередь, — шутливо-угрожающим тоном начал Дитмар.

— Нет-нет, — перебила Ливия. — Прошу, позвольте мне задать последний вопрос. Ну пожалуйста!

— Уступаю прекрасной даме, — Дитмар склонил голову, а сам вдруг вскользь пробежал пальцами по моей шее.

Тело прострелила электрическая молния, дыхание пресеклось, в глазах потемнело. Вспыхнула паника: сейчас все заметят, как я таю под его рукой. Только эта паника и позволила мне сохранить на лице вежливый интерес, не вздрогнуть, не выдохнуть с шумом.

К счастью, в центре внимания была Ливия. Она грудью подалась вперёд, облизнула губы цвета спелой вишни:

— Скажите, Оскар, в данный момент... ваше сердце свободно?

Тьери весело вскинул брови, а Иоланта произнесла очень тихо, но отчётливо:

— Какая пошлость.

Ливия не удостоила её вниманием, тёмные блестящие глаза красавицы были устремлены на Оскара.

Дитмар наклонился ко мне, шепнул в самое ухо:

— Вот кошка, которой ему следует опасаться.

И будто невзначай поправил бретельку на моём плече, поведя пальцем по обнажённой коже вверх-вниз.

Никогда моё тело не отзывалось так на прикосновения мужчины, да ещё публичные! На этот раз я не выдержала, дёрнула плечом, подняла к нему лицо, изо всех сил стараясь изобразить негодование, и произнесла одними губами: "Прекратите это!" В результате чуть не пропустила ответ Оскара. Кажется, он сказал: "И да и нет".

Точно!

— Что значит "и да и нет"? — озадачилась Ливия.

— До сегодняшнего дня моё сердце действительно было свободно, но сейчас я чувствую, что им всё больше овладевает одна прекрасная особа.

— У неё есть имя?

— Это уже четвёртый вопрос, — усмехнулась Евгения. — А если точно, пятый. Можешь, не отвечать, Оскар.

— Нет, отчего же, — сказал мажисьер, не отрывая взгляда от Ливии. — Я готов сказать, что имя у неё есть, и это имя начинается на букву "Л".

Иоланта возвела глаза к потолку. А Тьери заявил:

— Он уклонился от ответа. Не назвал имя.

— Его об этом и не просили, — возразил Барро. — Вопрос был "У неё есть имя?" Наш подопытный ответил, и даже более развёрнуто, чем требовалось.

— Что ж, — вмешался Аврелий. — На этом первую часть демонстрации объявляю законченной.

Он освободил Оскара от шлема и ремней.

— Вы вправе задать вопрос: а не было ли увиденное представлением, которое мы разыграли по взаимному уговору? Я верно истолковал скептическое выражение на вашем лице, Роберт?

— Вы просто ясновидец, — сухо отозвался профессор.

— Ни в коем случае, — улыбнулся Аврелий. — Но я представляю себе ход мыслей учёного.

— Любой трезвомыслящий человек усомнится, — заметила Евгения.

— Именно так. Поэтому предлагаю желающим испытать действие прибора на себе, — Аврелий указал на кресло. — Добровольцы есть?

Духи земли, только не это...

— Я! — Ливия вскочила с кушетки с проворством маленькой девочки, которую позвали играть в салки.

— Браво! — поддержали её Оскар и Марсий. — Вы удивительно храбрая девушка!

Евгения обратилась к профессору:

— Роберт, честно говоря, я ожидала, что вы вызоветесь первым. Как мужчина и как человек науки. Чтобы убедиться в действенности прибора, надо испробовать его самому.

— Благодарю за честь, — Барро поклонился, — но я предпочту остаться наблюдателем. Вы позволите рассмотреть устройство поближе?

Ливия бросила на Евгению торжествующий взгляд:

— Вот видите, а вы говорили, что женщины в нашем мире на вторых ролях!

— Вы уверены, милочка? — обеспокоенно спросила Иоланта.

Ливия с видом победительницы уселась в кресло, Оскар и Марсий вдвоём привязали её к подлокотникам и водрузили на голову шлем, как королевскую корону.

— Итак, кто начнёт? — спросил Аврелий.

— Если позволите, я, — вызвалась Иоланта. — Скажите, Ливия, сколько вам лет?

В дивных ночных глазах промелькнул испуг, смуглые щёки потемнели, но ответила красавица с вызовом:

— Двадцать девять!

— О, это не так много, — уверила её Иоланта, — не стоит расстраиваться.

Я вдруг поняла, что прямодушная бестактность Ливии вызывает у меня меньшее неприятие, чем змеиная любезность Иоланты.

Даже Евгения вступилась за красавицу:

— В самом деле, дорогая. Мне, например, тридцать один, и я нисколько не грущу.

Выглядела она не старше двадцати пяти, но все знали — почему.

— Вы мажисьен, — улыбнулась Иоланта, — и проживёте на свете вдвое дольше, чем я или наша милая Ливия, и даже на закате дней сохраните цветущий вид, чего не скажешь о нас, женщинах, лишённых магнетического дара. Взгляните на юную Верити. Как она прелестна и свежа и как чудесно смотрится рядом с вашим братом. Но пройдёт двадцать лет, и их можно будет принять за мать и сына.